Когда она меня убьет

Она явно была в замешательстве, и мне пришлось усилить давление.

— Ты говоришь мне о таких вещах, в которые не поверил бы ни один нормальный человек. Понимаешь? У нормальных людей считается, что никто не может проходить сквозь время и проносить свои воспоминания из одной жизни в другую. Ты говоришь мне, что это так, и я тебе практически верю, почти на сто процентов верю, но в глубине моего сознания все еще не пал последний бастион материализма. Крошечное сомнение. Или безумие. Шепчущее, что все это — фокус. Развей его, и я поверю тебе безоглядно. Одно маленькое доказательство — против крошечного сомнения. Если ты купила билеты до Нового года, то, стало быть, все, что ты говоришь, — правда. И я пойду за тобой на край света.

— Пустишь меня к компьютеру? — спросила она.

Я развернул к ней свой ноутбук, она быстро вошла на сайт авиакомпании Lufthansa, ввела пароли, номер бронирования и с торжествующим видом развернула монитор ко мне.

Я облизнул губы. Два электронных билета действительно были оплачены двадцать пятого декабря. Вылет планировался на третье мая, то есть — через четыре дня. Но луч, прорвавшийся в отравленное пространство моей реальности, засветил ярче прежнего, потому что второй билет был выписан на мое имя.

Инга с торжествующим видом смотрела на меня, даже не чувствуя подвоха.

— Инга, — спросил я вкрадчиво. — Ты, конечно, знала о том, что я появлюсь и до нашего знакомства первого марта, я это понимаю, разумеется, но как ты узнала мое имя, если я сюда еще даже не переехал?

Она застыла. И поняла, что совершила ошибку. Я только не знал какую и поможет ли мне эта ошибка избежать трагической развязки. Но уже надеялся, что в результате ее просчета мне не придется сдаваться на ее милость прямо сейчас, живьем, когда Ева в любой момент может вернуться и постучать в мою дверь. Я бы этого не перенес.

— А ты сам не понимаешь?

— Нет, — ответил я. — Совсем не понимаю. Более того, это не укладывается в рамки твоего дневника.

Она что-то просчитывала. Губы раскрывались, будто она хотела что-то сказать, и склеивались вновь в тонкую кривую. Что-то у нее не сходилось. Чего-то она не могла мне сказать. Не хотела.

— Я не смогу тебе этого объяснить, — она попыталась снова положить руки мне на плечи, но я встал и напустил на себя непреступный вид.

— Однако, — сказала я обиженно. — Не думал, что в такой момент между нами может оставаться какая-то недосказанность. Так все это, выходит, фокус? И я нащупал неожиданно для себя ту ниточку, за которую ты…

— Нет-нет, — поспешила она с ответом, но не с объяснениями. — Это не фокус. Что за мысль? Я просто не могу открыть тебе всего до конца сейчас…

— А когда ты сделаешь это? Потом? Когда будет поздно? Я хочу знать!

Благородное негодование — это именно то чувство, которое мне никогда не довелось испытать в жизни. Может быть, поэтому я разыгрывал его точно как в старых советских фильмах, где оно еще только и могло органично существовать, театрально размахивая руками и двигаясь по комнате так, чтобы оказаться от Инги на почтительном расстоянии и чтобы она снова не начала своих ласковых игр.

— Не сейчас, — пробормотала она. — Не сейчас.

— Нет, позволь…

Но тут зазвонил мой мобильник, и Кира по ту сторону эфирного пространства сбивчиво, запыхавшись, в нескольких сумбурных фразах поведал мне о том, что Евы с ним больше нет.

— Это сумасшествие какое-то, — кричал Кира в трубку. — Будто продолжается вчерашний вечер — такого не привидится в страшном сне. Все посходили с ума. Наверно, вирус. И этот тип, к которому мы пришли, похоже, пострадал больше остальных. Он не выпускает Еву, представь! Ты можешь помочь?

— Адрес, — крикнул я в трубку, — скажи адрес. Я еду.

Кира называл адрес, а я уже надевал пальто.

— Хорошо, не сейчас, — бросил я на ходу Инге. — Закончим позже, у меня срочное дело. Не терпит никаких…

…отлагательств, — договорил я уже в лифте, не слишком заботясь о том, что оставил ее в моем доме и не запер дверь.

Мне было все равно, что она подумает или сделает. Ева сейчас одна с каким-то психом, напугана до смерти, мне как-то разом стало не до Инги, не до ее игр и шарад.

Я бежал через двор к остановке, когда раздался выстрел. Вспорхнули голуби, солнце ударило мне в лицо.

И тут сознание мое словно раздвоилось. Я стоял посреди двора как ни в чем не бывало. И я, другой я, почувствовал взрывающий сердце огонь. Я падал, я лежал на тротуаре раскинув руки, я стоял и чувствовал боль, я понимал, что уже умирал так не однажды, я вспоминал…

В городе время от времени раздаются выстрелы. Город полон звуков, похожих на выстрелы. Мы устали прислушиваться. Мы не замечаем. Может быть, лопнула шина. Я обернулся. На меня слепо смотрели сотни окон, одинаково отражая солнечные лучи. Я не увидел Инги. Но был уверен, что она стоит сейчас в моей квартире у окна и смотрит мне в спину. И если бы час настал — ей бы ничто не помешало…

Она шла за мной сквозь ужас и мрак! Подумайте только! А я умирал. Каждый раз — умирал. В двадцать пять лет. Боже правый, я едва не пожалел ее!