Когда отцветает камелия

– Не переживай так сильно, у тебя ещё будет возможность! Если эти старики, просиживающие штаны в бюро, не взяли тебя к себе, то они просто глупцы!

– Да нет же, ты не понимаешь! – всхлипнула ученица оммёдзи, вновь закрывая лицо ладонями. – Я почти прошла, но в конце меня попросили показать самую сильную технику, которую удалось освоить за время обучения, и я выполнила Связывающий допрос тысячи страданий. Сенсей утверждал, что в таком заклинании нет ничего предосудительного, да оно и не походило на запрещённые практики из трактатов по искусству оммёдо. Тогда я не хотела подвергать сомнению знания учителя, но совершила ошибку! Это оказалась чёрная магия, из-за которой меня вышвырнули с позором.

Сердце Цубаки сжалось. Она догадывалась обо всём заранее, слышала в разговоре господина Кимуры и оммёдзи Итиро что-то о тёмных техниках, но так и не набралась смелости предупредить Хару. И теперь осознание накрыло акамэ тяжёлым покрывалом, под которым было трудно дышать.

– А кто тебя ударил? – тихо спросила Цубаки, не сводя глаз с синяка, что расплылся в уголке губ Харуки.

– Отец. Помнишь, я называла тебе свою фамилию? Сато. Моя семья создаёт лучшие кимоно в префектуре и держит лавку в Камакуре. Они хотели, чтобы я выполнила их волю – занялась семейным делом и вышла за юношу, которого они усыновят, но я с детства мечтала изучать оммёдо и вместо работы с кимоно всегда сидела в комнате и читала труды мастера Абэ-но Сэймэя¹¹¹. Тогда мы с отцом заключили сделку: если я пробьюсь в бюро и стану государственным оммёдзи, он признает меня, а если же нет, то могу больше не возвращаться домой.

– Почему же ты пошла в ученики именно к господину Итиро?

Цубаки с первого взгляда на этого человека поняла, что с ним не стоило иметь никаких дел.

– А кто бы меня ещё взял?! – спросила Хару, и её голос сорвался на крик. – Сенсей единственный, кто согласился обучать девушку, и я ухватилась за эту возможность, оставив свою прошлую жизнь позади. Но я и правда не догадывалась, что он изучает запрещённые техники.

Харука вытерла лицо тыльной стороной ладони и сделала несколько глубоких вдохов – её спина перестала вздрагивать, а слёзы больше не скатывались по щекам. Она успокаивалась.

– Отец пришёл и ждал меня у выхода, словно знал заранее, что я не смогу сдать экзамен. На глазах у всех он ударил меня, назвал позором рода и сказал больше никогда не возвращаться в семью: меня там не ждут. И в бюро мне запретили приходить, ведь их двери закрыты для практикующих чёрную магию. Я долго шла по этому пути, не придавая значения насмешкам людей, и теперь осталась ни с чем.

Ученица оммёдзи сжала в кулаках ткань своего белого одеяния и коснулась лбом плеча Цубаки, словно та была единственным человеком во всём мире, кому она могла открыться.

– Мне жаль, мне правда очень жаль… – прошептала акамэ и обняла Хару.

Они сидели молча довольно долго. Свет, льющийся из открытой двери, постепенно менял оттенки: с золотистого до алого, напоминающего лепестки бэнибана, а потом и вовсе затух, поглощённый тенями наступающих сумерек.

– Знаешь, я видела, где господин Кимура хранит саке, – нарушила гнетущую тишину Цубаки. – Давай позаимствуем пару кувшинов? Сейчас тебе это нужнее, чем ему.

– Что?..

Харука приподняла опухшее и раскрасневшееся лицо, на котором отразилось глубочайшее потрясение.

– Ты хоть понимаешь, что это саке для ритуалов? Его ни в коем случае нельзя…

– Да нет же, это вино для гостей, я бы не стала осквернять святилище богини Инари! – Цубаки виновато улыбнулась. – Просто случайно увидела, как каннуси Кимура угощал священника из Эдо. Пойдём!

Она потянула ученицу оммёдзи за собой, не забыв подать ей очки с треснувшим стеклом, а Хару перестала сопротивляться, решив полностью покориться судьбе. Казалось, ничего хуже с ней уже не могло произойти, и от чашечки саке, украденного из личного погреба главного каннуси, её жизнь не пойдёт под откос.

Добраться до кувшинов оказалось довольно просто: напиток был спрятан даже не в покоях священника, а в одной из отдалённых комнат, где хранились фарфоровые и каменные статуи кицунэ с красными нагрудниками.

Цубаки оставила Харуку на входе – следить, чтобы никто не заметил, чем они занимались, а сама нырнула в тёмное помещение, отодвинула самую крупную лису, стоящую на дальней полке, и достала из-за неё два закрытых белых кувшина и маленькие чаши, которые сразу опустила в рукав.

Прятать само саке было некуда, поэтому Цубаки вышла из комнатки и сразу вручила Хару находку, после чего повела ученицу оммёдзи по заросшей тропинке, что петляла между деревьями и молельнями, а заканчивалась небольшим садом, куда в вечернее время не заглядывали служители святилища.

– Ты когда-нибудь делала нечто подобное? – спросила акамэ, хитро поглядывая на свою соучастницу. – Уверена, у тебя такое впервые! Как ощущения?

Харука обнимала кувшин и постоянно озиралась по сторонам, но благодаря этой неожиданной вылазке её лицо теперь выглядело не столь печальным.