Когда оживают Тени

— Жив, — с каким-то удивлением и невероятным облегчением выдохнул делец. — Не представляешь, как я рад. Ты долго не приходил в себя, почти не дышал, пульс не прощупывался. И я думал, опять останусь…

— То есть испугался ты не за свою жизнь, а того, что будешь в одиночестве? — пробормотал я.

Боль, до того далекая и невнятная, обрушилась с удвоенной силой. Голова трещала и гудела как котел, многострадальные ребра ныли, и вообще, будто меня долго и с удовольствием избивали. Что, вероятно, не так уж далеко от истины. И тут верно холодно, а из одежды, насколько я сознавал, оставили лишь исподнее. Валялся я не на мягких перинах, а на грубых камнях.

Одно из тех чудесных пробуждений, которых бы лучше и не было. Ко всему прочему из головы не выветрился теневой дурман иллюзорного мира. В ушах то и дело рождались шепотки, свет и тени вокруг играли в чехарду, цвета то исчезали, то появлялись. И, вероятно, сейчас жутко ныла левая ладонь. Но к счастью или к худу, кистей рук я вообще не чувствовал.

— Э-э-э, ну, зачем к словам придираться? — смутился Проныра. — За тебя переживал.

— Верю, — мрачно ответил я, старательно моргая. Веки слиплись, опухли изрядно, и как я ни силился, но полноценно прозреть никак не мог. А дотянуться мешало то, что банально не мог пошевелить пальцами — веревки пережали сосуды, и конечности наглухо потеряли чувствительность. — И ты решил, если зальешь нос и рот водой, я сразу очнусь? Тот, кто учил тебя основам оказания первой помощи, обязан гореть в аду… Стоп! А почему в одиночестве? Где Бран?

Совладав с собой, я сумел продрать глаза и чуть не застонал — голова затрещала с удвоенной силой. Но сквозь пелену слез сумел увидеть измученное и осунувшееся лицо дельца. Разглядел и место, куда нас притащили — металлическая клетка посреди небольшого зала. Или скорее какого-то заброшенного склада, судя по нескольким стеллажам у стен, тусклым фонарям с сеткой-защитой и прогнившим в ржавую труху ящикам.

С потолка обильно капало, вода плескалась и на полу. Оставалось удивляться, как тут оставался маленький незатопленный участок. И как до сих пор никого не убило током, ведь где-то в темноте я ясно разглядел характерные искры и треск разрядов, в воздухе витали запахи крови, соли и горелой оплетки. Имелось пару выходов, без дверей или запоров — темные норы. В углу с натугой хрипел ветиляторами и бился в последних конвульсиях старый рекуператор.

— Ты о том парне? — печально спросил Коул, более жалкий без своего костюма, в подштанниках, с испятнанным кровью и синяками лысым черепом. — Тут. Дышит пока. Но не знаю, насколько хватит. Когда тебя вырубили, он бросил меня и кинулся на помощь. Двоих разбросал, но нарвался на нож.

Нож?..

С трудом встав на четвереньки, я увидел чуть сбоку лежащего на спине друга детства. Подполз и тщательно осмотрел, потрогал пульс и выругался.

Дело дрянь! Выглядел Бран отвратительно. Рубашку ему оставили, но в осклизлой кровавой пленке. И кровь сочилась из глубокой раны на груди. Дышал тяжело, с хрипами, лицо посерело, у глаз залегли черные тени. Явно задели внутренние органы, но без инструментов тут бессмысленно браться за какую-либо помощь. В ситуации с Фергюсом у меня имелись в запасе крохи энергии Изнанки, а тут ничего, ободрали как чешую с рыбы.

Вот так… тоже вроде получил желаемое, и потерпел поражение в шаге от цели. Как и я. Но злорадствовать отчего-то не получалось, как бы ни злился.

— Как он? — спросил Проныра, с трудом поднявшись на ноги и застыв за плечом.

— Паршиво наверное, — ответил я. Надорвал рубаху Брана и сделал несколько тампонов, закрыл рану. — Сложно сказать.

— Плохо, — искренне огорчился делец. — Я его не знаю, но достаточно, что твой знакомый. Надеюсь, выкарабкается. С другой стороны, мы живы, а значит шанс есть. Надо подумать, как выбраться.

— Сколько оптимизма, — скривился я. А сам подумал, что приятель не был бы так добр, если бы знал, что именно Бран его сдал. И что стоял за спинами мучителей, не предпринимая попыток облегчить участь.

— Я трижды готовился к встрече с боженькой, — признался Коул. — Пока твой дядюшка вопросы задавал. Устал себя отпевать заранее. Да и ты ведь пришел.

— Ага, — с раздражением обронил я. Хотел добавить что-нибудь едкое и злое, но осекся. В конце концов, страдал из-за меня. И я затянул со спасением. Пусть ради Фергюса, но затянул вполне осознанно и расчетливо.

Иронично как-то вышло. Каждый из друзей за последние пару суток подсунул жирнющую болговскую свинью. Фергюс. Коул. Бран. И вроде по-человечески понимаю. Но, Вестники! Как же я зол!.. Зол и от того, что сам далеко не ангел, и что тоже поступал по-свински, подставлял их. Зол, что глупо попался в ловушку. Что остался беспомощен, когда должен быть во всеоружии.

Бешенство, долго вскипающее в душе, наконец, пробило заслон. И я осознал, что кусаю губы.

Лысый друг видимо почувствовал нечто. Потому что напрягся, а затем спросил с опаской:

— Орм, что такое? Что случилось, дружище?..