Когда оживают Тени

Но тогда почему так холодно? Почему на шпалерах и шторах сверкает иней? И почему так страшно, а щека, куда пришлись когти Тени в библиотеке, невыносимо ноет?..

Сердце пыталось вырваться из груди, горло стиснуло удушьем. В голове же опять помутилось, мир затянуло черными хлопьями.

Но я видел, как изморозь серебристыми ручейками поднимается по стенам, искрится, на потолке растут сосульки. Откуда-то сбоку повеяло холодом, лампы тревожно замигали.

…Тень сидела на краю постели, сверлила меня взглядом желтых глаз-щелочек и, кажется, довольно скалилась. Снова в образе черной кошки, кажущейся разрывом на ткани мироздания. А в углах комнаты копошились другие, хихикали, перешептывались, неуловимо перемещались.

Неужто старания ушли в пустоту, и предположения, надежды тщетны? Я пересек страну, влез в неподъемные долги и вляпался во множество неприятностей, но без толку?..

Страх отступил под напором злости. Я скрипнул зубами и заставил себя опереться на матрац, тяжело приподнялся, будто выдирался из липкого клея. Дергано перекатился и, не отрывая ненавидящего взгляда от «кошки», замахнулся.

Та насмешливо фыркнула и исчезла. Возникла из пустоты на спинке стула невдалеке и стала нахально вылизываться.

— Тва… рь… — с трудом проронил я онемевшими губами. Обжигая пятки о ледяной пол, снова ринулся вперед. И опять промахнулся. Споткнулся, чуть не рухнул и разочарованно зашипел.

Будет обидно, если происходящее лишь плод моего воображения и гоняюсь за призраками сознания.

Мысль мелькнула и потухла под напором беспомощной ярости и отчаяния. Я вновь рванулся к Тени, будто продираясь сквозь густеющую воду, зарычал. Ощутил, что вязну во мраке, силы покидают. И когда почти сдался, преграда внезапно исчезла. Споткнувшись, пробежал несколько шагов и ошеломленно мотнул головой.

Какого черта?!

Спальня исчезла. Контуры смазались как акварельный рисунок под потоком воды, из темноты проступили очертания огромной пещеры, погруженной в серебристый полумрак. У колен клубилась сырая мгла, сверху капало, в темноте мягко переползали тени, загадочные огоньки бродили между сталактитов и сталагмитов.

Как ни странно стало теплей. Ночная сорочка хрустела льдом, но ласковые потоки воздуха топили холод. Где-то впереди раздавался знакомый плеск и поскрипывание. Как металлом по камню. Или скрежет когтей.

Пришло отстраненное понимание, что и навеянный ужас пропал. Я испытывал недоверие, настороженность. Но как-то вовне, далеко. Такое часто бывает во сне, когда вроде бы должен изумляться и страшиться, но этого не происходит. Ты воспринимаешь происходящее, реагируешь, но анализировать тяжело.

И только нарастающий жар от татуировок тревожил, оставлял ощущение неправильности. Вспомнилось, что боль и зуд начал чувствовать в постели, но не придал значения.

Плеск повторился.

Я зачарованно пошел на звук и через пару минут очутился у небольшого круглого водоема шагов десять в диаметре в окружении сталагмитов, образующих нечто вроде природной короны. Вода потрясающего жемчужного цвета будто мерцала, на глубине извивались змеи, состоящие из потоков света, над поверхностью клубился пар. А далеко вверху мерцали желтые огоньки, смахивающие на звезды из легенд.

В душу вползло странное спокойствие. Я отчего-то знал, что пришел туда, куда так долго стремился.

Постояв немного, начал обходить бассейн или озеро по кругу. У одного из сталагмитов обнаружил невысокий каменный постамент, где лежала грубая выдолбленная из куска гранита плошка и тупой обсидиановый нож. На дне миски застыли бурые пятна, а лезвие источало зловещий холод.

Поддавшись озарению, я осторожно взял нож и на миг почуял знакомое дыхание Изнанки. Помедлил, а затем сделал надрез на запястье и сцедил немного крови в плошку. Вернул клинок на место, поморщился боли — во сне не может быть настолько резкой. Но перетерпел и присел на краю озера, принялся ждать.

Сколько прошло не знаю. Может час. А может больше. Я сидел и наслаждался тишиной, темнотой и иллюзией того, что нахожусь под открытым небом во времена, когда мир был молод. Когда в него ступили Фир Болг, тогда еще могучие и статные, не успевшие превратиться в уродливых карликов, когда Туата де Дананн смеялись и танцевали под луной, подчиняли своей воле мироздание, а о сыновьях Миля, то есть людях, никто не ведал.

Образ чрезвычайно яркий, отчего я залип на какое-то время, пораженный откровением. И очнулся лишь когда услышал громкий всплеск. Под жемчужной поверхностью промчалась стремительная тень, пошла мелка рябь. Вода на миг превратилось в огромное зеркало, а затем из нее вынырнула рука. Темная, почти черная, но по-женски узкая, с длинными загнутыми когтями.