Когда плачут драконы (СИ)

Он старательно улыбнулся, все еще переживая свои откровения. Протянул к ней руку, но Кайя вдруг бросилась ему на шею и жарко прижалась губами к его губам. Вилхе подхватил ее, забыв о шрамах и отпустив все свои страхи. Не осудит Кайя и не отвернется. Только не она. Самая удивительная девчонка в мире!

— Я тебя люблю! — выдохнул Вилхе, глядя в сверкающие Кайины глаза. И она счастливо зарделась.

* * *

Ана знала, что обманывает сама себя, когда называет причиной посещения госпиталя беспокойство за брата. В том, что Вилхе в порядке, они с родителями убедились еще вчера вечером. Дядя Эйнард, правда, попугал шрамами от драконьих когтей и потребовал от племянника отчета, почему тот все еще жив, — ох уж эти толстокожие доктора, иногда их лбы так и просят ополовника! — но потом уверил, что у него все под контролем и что опасаться больше нечего. После чего выставил всех из госпиталя и ни словом не обмолвился о состоянии Хедина. А Ану оно почему-то волновало совсем не меньше братова.

Она невольно вспомнила его пробитую голову и свою помощь при ее перевязке. Внутри прошелся неприятный холодок: уж слишком живым было у Аны воображение, чтобы легко представить, что Хедин чувствовал тогда. А сейчас он еще сильнее пострадал, ко всему прочему, Вилхе защищая. Ана всю жизнь считала, что Хед не способен на благородный поступок, но в последнее время вынуждена была пересмотреть свое мнение о нем. Особенно после их разговора на берегу Северного моря. С тех пор они с Хедином и словом не перекинулись, но Ане почему-то казалось, что Хедин помнит о нем ничуть не меньше нее. Во всяком случае, солнечную «ладошку» он ей не вернул. И Ану эта мысль совершенно необъяснимо грела.

Домой они с родителями возвращались молча, думая каждый о своем, и Ана не обращала на них внимания, пока перед самым порогом папа вдруг не стиснул мамину руку и не проговорил полным горечи голосом:

— Если бы я только знал, что драконы способны свой яд обезвреживать!

Ана ничего не поняла, но замерла у полуоткрытой входной двери и уставилась на родителей. А мама обняла отца и нежно заглянула ему в лицо.

— Тебе всего пять лет было, когда ты с Долиной расстался, — напомнила она. — А раны мои ты и без этого знания исцелил.

— Думаешь, и в человеческом облике драконам такое под силу? — немного помолчав, спросил отец.

— Думаю, мой дракон использовал иное колдовство, — с такой ощущаемой улыбкой ответила мама, что Ана предпочла немедленно ретироваться, чтобы не мешать родителям в их нечастых нежностях.

Поднялась в свою комнату и шмыгнула под одеяло.

Интересно, а на нее кто-нибудь будет смотреть так, как папа смотрит на маму? С таким же восхищением, такой нежностью, такой любовью, что можно сгореть от одного лишь взгляда?

Ане казалось, что иногда нечто похожее она замечала в глазах Эдрика, вот только направлен его взор был не на нее, а на Джемму. Впрочем, Ана с этим смирилась и даже гораздо проще, чем когда-то себе представляла. Все-таки она тоже не испытывала к Эдрику каких-то особенных чувств. Ноги-то уж точно не подгибались от его прикосновений, и сердце не начинало стучать при звуке его голоса. Не то что…

Ох, как не хотелось об этом думать, но мысли упорно возвращались к самому нахальному и самому невыносимому парню Армелона.

Ана, конечно, все правильно сделала, когда отставила в сторону многолетнюю вражду и пошла к Хедину с мировой, и в том, что брат вернулся из похода живым, была и ее заслуга. Вот только тот разговор — странный, напряженный и потом столь неожиданно доверительный — не давал Ане покоя. Слишком привыкла она считать Хедина безответственным раздолбаем, и его неожиданная забота о ней поразила Ану до глубины души. То, что четыре года назад он защищал ее от двух амбалов, стояло совсем обособленно и не шло ни в какое сравнение с его нынешними поступками. Тогда Хедин как бы признанную мужскую обязанность выполнял, а при последней встрече действовал по велению сердца, не оставляя себе времени на размышление, и попытка помощи упавшей Ане была лучшим тому подтверждением.