Когда плачут драконы

У нее могли возникнуть неотложные дела: например, помочь родителям в госпитале, и она не имела возможности ни отказать им, ни предупредить об этом Одже.

Она могла заболеть, особенно после вчерашнего, когда раскрашивала плинтусы и то и дело усаживалась на холодный пол. Одже, как умел, препятствовал этому, но Беата не слушалась и, казалось, делала это нарочно, чтобы увидеть на его лице неподдельный ужас и искреннее волнение за нее. Что с нее взять: совсем еще девчонка, и Одже даже не думал сердиться. Тем более что такая забота позволяла чувствовать себя хоть немного нужным ей.

Но неужели все-таки не уберег?

Эта мысль поселилась сначала на самых задворках его сознания, но очень скоро выбилась в первые ряды, а затем и вовсе подчинила Одже себе, не позволяя думать ни о чем другом и толкнув на довольно-таки вызывающий поступок.

Одже отринул все отговорки и отправился к Беате домой.

Если она занята или даже просто не хочет его видеть, он переживет. Но если ей вдруг плохо, а он сидит в своей караулке и лелеет собственные заморочки, то никогда себе этого не простит. В конце концов, он может даже не надоедать Беате, а справиться о ее здоровье у того, кто откроет дверь.

Вот только дверь никто не открыл.

Одже далеко не сразу дерзнул постучать, замявшись на крыльце и пытаясь убедить себя, что показывать свое знакомство с Беатой ее близким не является непростительной наглостью. Потом все-таки решил, что второй вариант, когда он не навестит занемогшую подругу, гораздо хуже, и неловко подал знак о своем присутствии. Однако прошла минута, другая, а к дверям так и не подошли. Одже постучал сильнее, но с тем же результатом. Перед его мысленным взором мелькнула бледная Беата на узкой кровати, без сил откинувшаяся на подушку, и Одже, содрогнувшись, забарабанил в двери изо всех сил.

И тотчас услышал сердитые — абсолютно точно сердитые — шаркающие шаги. Дверь резко распахнулась, и на пороге показалась — руки в боки — разъяренная, взъерошенная Беата. Резкие слова уже готовы были сорваться с ее языка, но вид ошарашенного Одже с целой россыпью эмоций на лице вынудил ее промолчать. Тут было и изумление, и облегчение, и уже ставшая привычной радость, и что-то еще — большое и яркое, рвущееся наружу, не подчиняющееся Одже, сколько бы усилий он ни прилагал.

И Беата вопреки своей воле начала улыбаться. Потому что невозможно оставаться равнодушной, глядя в его восхищенные глаза. Никто никогда не смотрел на Беату так, так Одже. Напротив, обычно встречали с укоризной за лень или просто с усталостью из-за того, что приходилось растрачивать себя на Беату. И ей в ответ упрямо не хотелось ничего делать. Зачем, если это все равно не оценят? Даже ее усилий не заметят. Потому что Ана, например, рисовала не в пример лучше: она целые картины могла написать, а уж портреты и вовсе в два штриха выводила: куда тут Беате с ее завитушками? Айлин была мастерицей по выпечке, с ней и соревноваться не стоило. Кайя занималась домашним хозяйством: вроде и немудреное дело, а Беате даже в собственной спальне и даже при большом желании не удавалось навести такую чистоту и порядок. Пыль из-под метлы летела у нее в разные стороны. Вещи все время мешались и падали, куда бы она их ни перекладывала. С шитьем вообще была беда: мама не умела и дочь не научила. Беата хоть и расставляла свои платья, но на швы смотреть не могла: хуже курицы лапой.

Так и получалось, что за свои редкие старания Беата получала лишь насмешки да советы поучиться у сестер. А она не желала у них учиться, обнаруживая тем самым свои слабости. Вот еще! Если бы кто старший взялся, там не зазорно было бы что-то не уметь. А проигрывать сестрам Беата позволить себе не могла, поэтому просто перестала браться за то, что кто-то делал лучше нее. Да только постепенно дел и вовсе не осталось. А осталось лишь унизительное смирение родителей с такой ленивой дочерью да вечные перепалки с Кайей, которая, единственная, пыталась наставить ее на путь истинный, но тем самым только сильнее разжигала Беатино сопротивление.

Для Одже все время хотелось сделать что-то хорошее. Чтобы сначала он изумлялся этому ее желанию, потом маялся, не зная, как ее отблагодарить, потом придумывал какие-то трогательные и очень искренние слова, ради которых не жалко было даже вставать в самую рань и тащиться в его караулку вопреки снежным бурям и февральским морозам.

В какой-то момент Беата поняла, что нравится ему. Вот именно как девушка, а не как помощница или друг, и от этого в душе поселилась неиссякаемая радость.

Беата все знала про свою яркую внешность и смелый характер и понимала, что способна заинтересовать мужчин даже с ненавистной полнотой. И никогда не видела среди этих мужчин Одже — да что там, она вообще его не замечала и не думала, что вот так все получится.