Когда под ногами бездна (upd. перевод)

— Я желаю, чтобы ты стал орудием моей мести, о племянник, — произнес Папа.

Я отпрянул, потрясенный до глубины души. Понятно, что для меня это просто непосильная задача. Я уже пытался объяснить Папе, что не справлюсь, но он просто отбросил мои возражения, решив, что я прибедняюсь. Во рту сразу пересохло. — Я уже обещал, что постараюсь помочь, но ты просишь слишком многого. На твоей службе состоят гораздо более компетентные люди.

— У меня есть крепкие бойцы, сильнее и выносливее тебя, — ответил Фридландер-Бей. — Слуги, которых ты увидел прошлой ночью, намного превосходят тебя в физическом отношении, но у них нет твоих интеллектуальных способностей. Мой доверенный помощник Хассан-Шиит обладает проницательным умом, но его нельзя назвать мужественным, способным на решительные действия. О мой возлюбленный племянник, я мысленно перебрал своих друзей, подумал о достоинствах каждого, и вот мое решение: ты единственный обладаешь всеми качествами, необходимыми для успеха нашего дела. Очень важно также то, что я тебе доверяю; увы, как ни печально, я не могу сказать этого о многих моих приближенных. Ты надежен, ибо не стремишься возвыситься, как остальные, не пытаешься использовать нашу дружбу для собственных целей; ты не вероломный льстец — видит Аллах, я устал от подобных червей! Для важной работы, которую нам надо выполнить, необходим человек, в котором я бы не сомневался: вот одна из причин, по которой наша вчерашняя встреча оказалась для тебя такой тяжелой. Ты прошел испытание на стойкость. Когда ты покидал меня, я знал, что нашел того, кого искал.

— Ты оказал мне честь, о шейх, но, боюсь, я не разделяю твою уверенность в успехе.

Он воздел правую руку. Она сильно дрожала. — Я не закончил, о племянник. Есть еще причины исполнить мою просьбу, и они сулят большие выгоды тебе, а не мне. Прошлой ночью ты попытался рассказать о своей подруге Никки; я прервал твою речь. Я вынужден снова попросить у тебя прощения. Ты совершенно прав, беспокоясь о ее безопасности. Я уверен, что исчезновение девушки — дело рук одного из убийц; возможно, она тоже умерщвлена. Дай Бог, чтобы тревога оказалась напрасной: кто знает? Однако если есть шанс найти ее живой и невредимой, упование на это зиждется лишь на тебе одном. Ты и я — вместе, опираясь на мое могущество и богатство, — найдем злодеев. Мы подыщем наказание, которое они заслужили, как указано в Правой Стезе. Если получится, выручим Никки; кто знает, сколько жизней еще мы сумеем спасти? Разве то, что я сейчас сказал — недостойные причины? Неужели ты еще колеблешься?

Слышать такое, конечно, очень приятно, но лучше бы Папа расточал сейчас комплименты кому-нибудь другому. Сайед, например, отлично подойдет, особенно с его суперменским модиком. Но в любом случае, выбора у меня нет. — Я сделаю все, что в моих силах, о шейх, но до сих пор не убежден, что оправдаю твои надежды.

— Хорошо, — ответил Фридландер-Бей. — Неуверенность поможет тебе подольше оставаться в живых.

Зря он произнес последнюю фразу: получается, что шансов выжить у меня практически никаких, но постоянные сомнения позволят немного оттянуть неизбежный конец, чтобы успеть завершить работу и порадовать хозяина.

— Будет так, как пожелает Создатель Миров, — заключил я мрачно.

— Да благословит тебя Аллах, сынок. Теперь следует договориться об оплате.

Новая неожиданность.

— Я не думал о деньгах, о шейх.

Папа словно не услышал меня.

— Человек должен питаться, — сказал он коротко. — Тебе станут выдавать сто киамов в день, пока мы не покончим с нашим делом. — «Покончим»… Слово выбрано как нельзя более точно: либо мы сделаем это с двумя погаными псами, либо они — со мной.

— Я не просил так много, — сказал я. Сотня в день… Как только что изящно заметил Папа, человек должен питаться. Только интересно, какими яствам, по его мнению, привык лакомиться я…

Он снова проигнорировал мои слова, сделал знак Говорящему Булыжнику. Слуга приблизился и вложил в руку Фридландер-Бея конверт. — Здесь семьсот киамов, — сказал мне Папа. — Плата за первую неделю. — Потом передал его Булыжнику; тот подошел ко мне.

Приняв деньги, я засвидетельствую свое полное подчинение воле Фридландер-Бея. Как только возьму их, уже не смогу передумать, повернуться и уйти, не смогу отказаться: мои обязательства не исчезнут, пока дышат поганцы, убившие Тами, Деви и Абдуллу, или пока живу я.

Я взглянул на белоснежную бумагу, зажатую в огромной руке. У Булыжника даже кожа цвета камня, желтовато-серая. Я нерешительно протянул руку, отдернул… Наконец, собравшись с духом, забрал конверт.

— Большое спасибо.

Папа, казалось, был доволен. — Надеюсь, они подарят тебе радость.

Да уж, пусть по крайней мере помогут расслабиться: ведь потом придется в поте лица отрабатывать каждый грошик.

— О шейх, что мне следует предпринять? — спросил я.