Когда под ногами бездна (upd. перевод)

Она металась по комнате как бешеная, осыпая меня разнообразными ругательствами, многие из которых я услышал впервые, несмотря на долгие годы жизни в самых злачных уголках нашего города. Это заставило меня преисполниться еще большей любовью к моей шлюшке. Когда она ушла, я с огромным трудом поднялся. Тело сотрясал нестерпимый озноб, его сменяли приступы изнурительного жара; я решил принять душ, чтобы немного охладиться, но снова рухнул в постель, то дрожа, то обливаясь потом. Промокли и простыни, и одеяло, за которое я судорожно цеплялся так, что побелели костяшки пальцев. Теперь призрачные ящерицы нагло ползали по лицу и рукам, но зато боковым зрением я их не видел. Наконец, собравшись с духом, я осуществил то, о чем давно мечтал, — добрался до ванной. Есть не хотелось, но ужасно мучила жажда. Я выпил два стакана воды и на подгибающихся ногах доковылял до кровати. Господи, как мне хотелось, чтобы Ясмин оказалась дома!

Несмотря на то, что действие наркотиков постепенно слабело, а страх, соответственно, усиливался, я твердо решил, как мне поступить в понедельник. Всю ночь меня бил озноб и сотрясала лихорадка. Я лежал, уставившись на облупленный потолок, и не сомкнул глаз, даже когда явилась Ясмин, которая сразу рухнула рядом и забылась пьяным сном. В воскресенье, когда она опять готовилась идти к Френчи, я выкарабкался из постели и, не одеваясь, встал у нее за спиной. Ясмин, хмурясь и гримасничая, подкрашивала глаза, нанося на веки дорогой грим, купленный в одном из магазинов для богатых шлюх в респектабельном квартале. Она не хотела пользоваться базарной дешевкой; можно подумать, в их баре, где вечно царит полумрак, кто-то заметит разницу! Точно такую же косметику продают в здешних лавчонках, но Ясмин платила раз в десять дороже на другом конце города. Моя красавица хотела выглядеть сногсшибательной на сцене, хотя какой дурак будет рассматривать ее лицо! Она накладывала сложный узор голубых и зеленых линий под тонкими, подрисованными бровями. Потом приступила к самой трудной и деликатной задаче — стала наклеивать по одной изящные, сверкающие золотом блестки.

— Ложись пораньше, — скомандовала она важно.

— Почему? — спросил я с невинным видом.

— Потому что завтра у тебя трудный и ответственный день.

Я пожал плечами.

— Твои мозги, Марид. Забыл?

— Нет, свои мозги я нигде не забыл. А что? По-моему, они в порядке. И ничего менять я не собираюсь.

— Тебе должны вставить розетку! Может, тогда твоя башка хоть на что-то пригодится! — Она повернулась ко мне, как разъяренная орлица, защищающая птенцов.

— Кажется, в последний раз, когда мы это обсуждали, я отказался, — парировал я спокойно.

Ясмин в ярости схватила синюю сумку, где держала пижаму, зубную щетку и прочее барахло.

— Ну хорошо, сукин сын, кафир, сын неверной шлюхи! — взвизгнула она. — Проклятие на твою голову и на головы твоих предков!

Никогда не думал, что одна женщина, уходя, способна поднять столько шума; вдобавок она напоследок оглушительно хлопнула дверью. Наступила полная тишина. Наконец-то я могу размышлять без помех. Только вот о чем? Я прошелся по комнате, убрал в шкаф рубашку, ногой отшвырнул какие-то валявшиеся на полу тряпки, потом пинком отфутболил их на прежнее место. Забрался в кровать. Увы, я столько провалялся под одеялом, что теперь, вместо того, чтобы расслабиться, маялся от отупляющей неподвижности. Но больше делать нечего… Темнота, словно черный кот, осторожно подкрадывалась ближе и ближе. Наблюдать, как ночь постепенно сменяет день — тоже небольшое удовольствие.

Боль стихла; улеглась вызванная чрезмерной дозой наркотиков паника. Ясмин исчезла. Деньги — тоже. Вокруг царил покой. Мир и покой, черт бы их побрал!

Отвлекшись от тревог и забот, от всей суетливой дребедени, которая так долго камнем висела на душе, я сделал одно небольшое, но очень важное открытие. Настоящее интуитивное озарение! Можно поздравить себя с впечатляющим результатом. Человек, нацепивший модик Бонда, предпочитал использовать «Беретту», а не «Вальтер-ППК». Мысль о герое Флеминга вызвала цепную реакцию в моем рассудке, и в результате прояснилось значение детали, которая накрепко застряла в голове и не давала покоя уже несколько дней. Я вспомнил последний визит к Оккингу, его подчеркнуто прохладное отношение и к моим теориям, и к предложению Фридландер-Бея. На первый взгляд, в его поведении нет ничего необычного: лейтенант очень не любит, когда лезут в его дела, даже если ему действительно помогают. Но сейчас важны не особенности характера моего давнего знакомого-фараона, а то, что я увидел на столе в его кабинете.

На одном из конвертов значилось: «Юниверсал Экспортс». Изнывая от скуки в ожидании прихода Оккинга, я пытался угадать, кто хозяин фирмы (например, Сейполт), получал ли когда-нибудь от нее товар Хассан-Шиит. Но у компании настолько обычное и распространенное наименование, что у нее, наверное, не меньше тысячи «однофамильцев». А если Оккинг просто-напросто отправил заказ на плетеную мебель для загородного домика, где ублажал гостей жареным на углях мясом?