Коробочка, в которой я держал пилюльки, опустела; от былого богатства осталась лишь горстка розово-голубого порошка, который в принципе можно слизывать с кончиков пальцев, в надежде получить хоть на миллиграмм облегчения. Сначала я сожрал таблетки, содержащие опиум. С неимоверной быстротой исчерпал запас соннеина, приобретенного у Чириги и сержанта Хаджара — я прибегал к нему каждый раз, когда резкое движение истерзанной плоти вызывало новые волны боли. Потом я попробовал паксиум, маленькие сиреневые штучки, которые многие считают высшим достижением органической химии, Бесценным Даром, средством-от-всех-неприятностей; но вскоре они приносили не большее облегчение, чем, скажем, катышки верблюжьего помета. Но я прикончил и их, запив шестью унциями наилучшего успокоительного под названием «Джек Дэниелс» (Ясмин принесла бутылочку виски с работы).
Ладно, хватит хныкать: по крайней мере, остались еще сильнодействующие голубые треугольники. Вообще-то я не знал, имеют они болеутоляющий эффект или нет. Придется добровольно превратиться в подопытного кролика. Наука должна идти вперед! Я проглотил три штуки трифетамина. Эффект был поразительным с фармакологической точки зрения: примерно через полчаса моей главной и единственно важной заботой стало фантастическое сердцебиение. Я в панике начал проверять пульс и насчитал примерно четыреста двадцать два удара в минуту, но тут мое внимание отвлекли призрачные ящерицы, ползающие где-то совсем рядом… Наверняка и то, и другое мне почудилось.
Наркотики — твои друзья, обращайся с ними уважительно и бережно. Например, товарищей не выбрасывают в мусорную корзину, не спускают в унитаз. Если ты способен поступить так с близкими людьми (или с таблетками), то просто недостоин иметь ни тех, ни других. Лучше отдай их мне! Пилюльки — чудесная штука. Клянусь Аллахом, никогда в жизни не послушаюсь уговоров завязать с ними. Лучше уж откажусь от еды и питья — если честно, время от времени именно это я и делаю.
Пока что снадобья имели одинаковый эффект — отвлекали от действительности. В моем нынешнем состоянии реальная жизнь в любых ее проявлениях просто раздражала. Она казалась чем-то мрачным, зловонным, бесцеремонно вторгающимся в душу, устрашающе огромным… в общем, хотелось убраться от нее подальше.
Тут я вспомнил, что недавно приобрел у Полу-хаджа пару капсул той самой отравы, которую безумный американец Билл постоянно (
Пятница в Будайине — то же, что суббота у евреев, время почивания от дел, но плохие мусульмане возвращаются после захода солнца на работу. Мы соблюдаем священный месяц рамадан, а городские фараоны и фанатики, окопавшиеся в мечетях, в день отдыха относятся к нам немного снисходительней. Они рады любому проявлению доброй воли у заблудших.
Ясмин отправилась в свой клуб, а я остался в постели с томиком Сименона. Впервые взял в руки его книгу лет в пятнадцать; еще одну раскопал, кажется, в двадцать. С тех пор мне попалась, наверное, пара-тройка его романов: когда речь идет о Сименоне, трудно сказать точно. Он выдает не меньше дюжины вариаций одного и того же сюжета, но у старины Жоржа столько сочинений-близнецов, что легче осилить их все, а потом рассортировать и расположить в более-менее рациональном порядке по темам: подвиг, который мне не по силам. Я просто начинаю читать его с последней страницы (если нашел перевод на арабский), или с первой (если текст по-французски), а когда спешу или слишком нагрузился своими друзьями-пилюльками — с середины.