Когда под ногами бездна (upd. перевод)

Взяв выпивку, я отошел от стойки, чтобы как следует рассмотреть Джеймса Бонда. Он в точности соответствовал описаниям из книг Яна Флеминга; таким он и запомнился мне по эпизоду в чиригином баре. Темные волосы с пробором, справа опускается длинная прядь, а по щеке вьется полоска шрама. Черные прямые брови, вытянутый нос, коротковатая верхняя губа. Ничем не примечательный рот, но каким-то образом он придает лицу выражение холодной жестокости. Стоящий рядом человек казался безжалостным, неумолимым, в общем, опасным субъектом. Что ж, он наверняка заплатил хирургам целое состояние за то, чтобы производить именно такое впечатление. Бонд поймал мой взгляд и улыбнулся. Возле глаз знаменитого стального цвета появились тонкие морщинки. Интересно, помнит он нашу предыдущую встречу? Я чувствовал, что за мной внимательно наблюдают… На нем простая хлопчатобумажная рубашка; брюки, без сомнения, английского производства, предназначены для тропиков. На ногах — черные кожаные сандалии, тоже подходящие для нашего климата. Он расплатился за мартини и направился ко мне, протянув руку.

— Приятно снова встретить тебя, старина.

Я обменялся с ним рукопожатием.

— Не думаю, что когда-либо имел честь познакомиться с уважаемым господином, — объявил я по-арабски.

Он ответил на безупречном французском. — Другой бар, иные обстоятельства… Особого значения все это не имело. В конце концов, инцидент завершился удовлетворительно. — Верно, — с его точки зрения. Мертвый русский с ним уже не поспорит.

— С вашего разрешения, меня ждут друзья, — произнес я извиняющимся тоном.

Он чуть приподнял уголок рта в своей легендарной циничной усмешке, потом на великолепном арабском, причем на распространенном здесь диалекте, процитировал нашу поговорку: «То, что умерло, навеки ушло», и пожал плечами. Я не очень понял, что хотел сказать Бонд: то ли нечто вроде «неважно, что было, то прошло», то ли советовал, для моего же блага, забыть о недавних убийствах. Потом вспомнил, что передо мной не настоящий агент 007, а человек, нацепивший его модик, наверняка с приставкой — стандартной языковой училкой. Вернулся к столику, где по-прежнему сидели Махмуд и Жак, и выбрал место так, чтобы хорошо просматривался весь бар, особенно выход. Тем временем Бонд успел выпить мартини и собирался покинуть «Серебряную ладонь». Я неуверенно огляделся. Что делать? Сумею я с ним справиться сейчас, без помощи электронных штучек? К тому же я невооружен. Стоит ли вообще переходить к активным действиям без подготовки? Однако Фридландер-Бей наверняка сочтет, что я упустил возможность нанести удар по противнику, а значит, не предотвратил чью-то смерть, возможно, гибель близкого мне человека…

Я решил проследить за Бондом; оставил нетронутым свой стакан, ничего не объяснил друзьям, просто поднялся и вышел вслед за ним из бара. Успел вовремя: мой объект как раз поворачивал в один из темных переулков, которыми знаменит наш квартал. Я крадучись пересек улицу и заглянул за угол дома. Увы, моя осторожность оказалась явно недостаточной, потому что парень как сквозь землю провалился. Деваться ему некуда; остается одно: «суперагент» зашел в одно из низеньких белых жилищ с плоскими крышами, выстроившихся по обе стороны темного узкого прохода. По крайней мере, хоть что-то удалось выяснить… Немного разочарованный, я повернулся, чтобы возвратиться в бар, и вдруг затылок за левым ухом обожгла ослепительная вспышка боли. Я рухнул на колени. Сильная загорелая рука скомкала галабийю на груди и заставила меня вновь подняться. Бормоча проклятья, я занес кулак; нападавший рубанул ребром ладони по плечу, и моя рука бессильно повисла. Джеймс Бонд негромко рассмеялся:

— Каждый раз, когда в ваше невообразимо грязное, примитивное питейное заведение заходит прилично одетый европеец, кому-то из аборигенов обязательно приходит в голову, что можно спокойно подойти сзади и избавить джентльмена от бумажника. Что ж, дружок, иногда вы натыкаетесь на европейца, которого непросто застать врасплох.

Он вполсилы хлестнул меня ладонью по лицу, отшвырнул к стене. Я прижался к холодному шершавому камню; Бонд уставился на меня, словно ожидал каких-то объяснений или просьб о прощении. Я решил, что он вправе рассчитывать по крайней мере на последнее.

— Сто тысяч извинений, эффенди, — пробормотал я. В одурманенной болью голове мелькнула мысль, что сегодня Бонд в отличной форме; трудно поверить, что тот же человек две недели назад безропотно позволил вывести его из клуба Чириги. А теперь он дышит ровно и даже не испортил свою поганую стильную прическу! Наверняка существует какое-то объяснение подобной загадке. Наплевать. Пусть Папа, Жак или китайские гадальщики пытаются уяснить, что к чему; лично у меня сейчас башка просто раскалывается и в ушах звенит.