Когда погаснут звезды

Наш герой, единственный из всех в этот трагический момент поминавший Бога, а не морского черта, в заслугу был выброшен на песчаный берег ближайшего острова, где и очнулся следующим утром в полном одиночестве. Человек – существо, приспосабливающееся к любым условиям, особенно если в его душевной топке поддерживать огонь какой-нибудь сильной идеей или чувством, например, как в нашем случае, ревностью и страстным желанием узнать истину.

Остров дал приют моряку на томительные пятнадцать лет, по истечении которых фортуна решила ослабить хватку, и проходящее мимо торговое судно, став на рейде для пополнения запасов пресной воды, подобрало бедолагу.

Вернувшись в родной дом, моряк застал там прекрасную юную девушку, от которой узнал о смерти жены год назад, в период бушевавшей в этих местах чумы, и, выслушав до конца сбивчивый рассказ, он, огрубевший на острове душой окончательно, глядя на смуглые, почти коричневого оттенка скулы и черные, бездонные глаза, буднично заметил:

– Я твой отец.

После этих слов девушка без чувств рухнула на пол. Очнувшись в своей постели, нежное создание (слава Богу, ужасного человека, назвавшегося родителем, рядом не было) не мешкая припустилось в порт, к страшной тетке, обитающей в заброшенном пакгаузе, о которой ходили разные слухи, но которую, хоть раз в жизни, посещал каждый местный житель. Дрожа от страха и отвращение, девушка положила перед «колдуньей» свое единственной богатство, кольцо матери, и рассказала о незнакомце.

Старуха схватила кольцо, и оно навечно исчезло в складках зловонного тряпья:

– Сомневаешься, что обладатель голубых очей и светлых кудрей, судя по всему, красавчик, твой отец?

– Да, сомневаюсь, – кивнула напуганная посетительница.

– Много лет назад мне задавали такой же вопрос, – задумчиво произнесла старуха, а затем, прищурившись, внимательно поглядела на девушку и неожиданно захохотала, как безумная. – Вот и узнал красавчик свою породу.

Ничего не понимающая посетительница бросилась прочь от дикой всклокоченной бабки, от ее каркающего хохота, от шумного порта, от дома, в одно мгновение ставшего с поселившимся незнакомцем чужим, подальше от этих изменившихся в ее сознании мест.

Моряк ждал дочь целый день, потом еще и еще, когда прошла неделя, а девушка не вернулась, он понял, что снова остался один, ибо однажды поселил в своем сердце недоверие, сотворив собственный мир, в котором всяк не доверял другому, мир абсолютного одиночества.

Это сама притча, а вот и обещанная загадка:

– Не усомнись моряк в своем отцовстве, посетила бы чума дом его, потемнела бы кожа и волос дитя и кто здесь Иисус, а кто – Иуда?

Старый долг

Исполин, чья голова пряталась выше облаков, а широко расставленные ноги попирали соседние материки, удрученно смотрел вниз, на землю, глазами, полными слез. Вознамерься он сейчас разрыдаться, а причин на то у титана хватало, случился бы новый всемирный потоп, и именно это трагическое обстоятельство сдерживало великана от проявления столь неподобающей его размерам слабости. Огромные покатые плечи без труда удерживали небосклон, вздымающаяся ровным, глубоким дыханием грудь возбуждала смену приливов и отливов, а руки, неспящая сила коих беспрестанно возводила разрушенное и разрушала возведенное, всего на миг покорно сложенные на груди, одним локтем упирались в запад, пытаясь другим оттолкнуть восток, и только сердце, по мере взросления великана, удивительным образом уменьшалось в объеме, удар за ударом сжимаясь от страхов, ран и зримого содеянного.

Гигант печалился и морщил бесконечный лоб, отчего насыщенные влагой тучи, схлопывались в складках кожи, извергая молнии и громы, а детский, да-да, детский нрав и воистину младенческое сознание великана не останавливали его от возмущенного притоптывания, немедленно вызывавшего перемещения земной коры и выдавливание раскаленной лавы в самых неожиданных местах.

За сим, весьма неосторожным занятием и застала его Синяя Птица, не убоявшаяся долгого подъема с целью выяснения того обстоятельства, с чего это вдруг так раскряхтелся полупрозрачный «ребенок-переросток», габаритами с небольшую планету.

– Эй, как тебя там, – завопила она, выписывая восьмерки прямо перед левым зрачком титана, – чего разбушевался?

– Адам, – промычало «дитятя».

– Тот самый, первый, – весело присвистнула птица.

– Совокупный, – поправил ее недовольно великан. – Вклад всех человеческих душ.

Пернатый собеседник неподвижно завис на месте, отчаянно молотя воздух крыльями:

– Так ты всечеловеческая душа?

Великан тяжело вздохнул:

– Не столько собрание душ, сколько плоть от ими сотворенного, созданного в искусстве, быту, войнах.