Когда поспела антоновка

Пожар свирепствовал еще какое-то время, слышались крики, оханья, а когда, наконец, огонь унялся, груды углей уже без пламени, все еще ярко тлели в темноте ночи и бродили около них жители Кутлей, пытаясь разгрести завалы. Только я, наконец, впервые за несколько дней сладко уснул, зная, что теперь-то все наладится.

Глава 12

Николай

— Коля, вставай! Коля! — кто-то с Пашкиным лицом тряс меня за рубаху. В нос и глаза лез дым, кашель сдавил грудь. Держа локоть перед лицом, брат склонился надо мной и орал как сумасшедший, пытаясь вытащить из кровати. Я вскочил и тут же замер: впереди, в сенях, вихрился кудрявый огонь, стены дрожали, качались, дым тянул к нам свои лапы…

— Да что же ты встал столбом, — толкнул меня Паша и потащил за рукав. Прыгнули в окно, оббежали дом.

— П-п-Паш, п-п-пожар! — страх опутывал меня, как красные ленты огня опутывали доски сухой крыши.

— Да вижу я! — взревел брат — Беги к деду!

Он вновь толкнул меня в спину, а сам побежал по улице, стуча в каждый дом и выкрикивая: «Пожар! Горим!», так и сопровождали весь мой бег его выкрики, я чуял, что и душа Пашкина в этот миг тоже горела.

Я домчался до дедова дома, накинулся на дверь и что есть мочи забарабанил руками.

— Деда! Деда, открывай! Мы горим!

Не прошло и секунды, как дверь распахнулась: показались борода и большие глаза, взгляд которых был направлен поверх меня.

— Горим! — снова крикнул я.

Не произнеся ни слова, дед выбежал из дому в чем был, я пристроился рядом.

Огонь сожрал все, что у нас было, ничего не оставил. С ужасом подумал я обо всех наших вещах, книгах, о вещах отца, его ружье, нашей кошке и горько заплакал. Люди со всего села прибежали тушить наш дом. Кто с ведрами воды, кто с землей, а кто просто стоял и охал. Они смотрели на нас с жалостью, пытаясь хоть чем-то помочь. Пашка хотел ворваться в дом, спасти, что осталось, вот только дед его не пустил. Да и как можно все наши годы жизни уместить в один мешок и как решить, что брать с собой на всю дальнейшую жизнь? Дед держал брата за шиворот, а потом наказал, чтобы тот близко не приближался. Возражений не принимал, а сам пошёл с мужиками тушить огонь. Когда от нашего дома остались лишь догорающие угли, тогда Паша, до того рвавшийся в пожар, а позже вместе со мной таскавший ведра воды, совсем поник. Мы сидели подле груды обгоревших обломков — всего, что у нас осталось, и молчали. Односельчане расходились по домам, всходило солнце. Дед хлопал нас по плечу, «ну-ну», приговаривал он, «все образуется, поживете у меня», вот только больше ничего не образуется, это я точно знал. Вначале смерть отца, теперь сгоревший отчий дом. Нас во всем мире осталось трое. В ту ночь мы, бывшие до того еще детьми, стали совсем взрослыми.

— Даже сапог не осталось… — проговорил Пашка.

— Найдем мы тебе сапоги, Павел, — с особой заботой, устало, ответил ему дед.

— Да как ты не понимаешь, это ж сапоги с той самой ночи, командирские.

Дед встал, отряхнулся, оглядел еще раз руины и приказал следовать в его дом.

— Ты идешь, Паша? — спросил я, отойдя на приличное расстояние.

Брат все также сидел и сжимал в руках обугленную палку.

— Иду, — буркнул он и, свесив голову, зашагал в мою сторону.

Этой ночью он был ответственен за все, хоть ни за что и не отвечал. На следующий день мы сидели на лавке у крыльца и чистили рыбу. Желтые листья совершали набег на землю. Холодало.

— Спасибо, что ты спас меня из пожара.

— Да разве мог я тебя там оставить?

Я промолчал и закинул выпотрошенную красноперку в таз.

— Ты герой, Пашка. Поэтому тебе командир сапоги-то и подарил. Увидел сразу.

Брат ничего мне не ответил, обмыл руки. А потом сел на крыльцо и не своим голосом произнес:

— Как мы теперь будем?

Глава 13

Моршанск

Я стоял у дома Алексея Фроловича и ждал, когда же он вернётся домой. Прасковья сказала, что отец ушёл на мельницу, но скоро будет. Пригласила в дом. Но я не пошёл. Не хотел, чтобы нас слышали. Даже Прося не должна была знать о моих замыслах. Хотя дед уже знал. Я сказал ему и получил по шее. Моя идея ему очень не понравилась. Он ругался, упрекал меня, что бросаю на произвол судьбы брата. Но я уже так решил. Все равно брат теперь с дедом живёт. Будет теперь помогать ему по хозяйству. А я — лишний в маленьком доме деда. И слишком взрослый, чтобы сидеть на шее у него. Я должен был начать новую жизнь. И вот стоял под забором у дома Негодиных и ждал отца Проси. Долго простоял. Успел целую тропу в сугробе протоптать, но не ушёл. И вот уже ближе к вечеру, Алексей Фролович подкатил к дому на санях запряжённых серой лошадёнкой. Приехал он порожняком. Соскочил в снег, снял варежки, закинул их в сани и стал разнуздывать лошадь.

— Моё почтение, Алексей Фролович! — поприветствовал я его, подходя ближе.

— И тебе добрый день, — отвечал он, посматривая на меня косо.

— Я слышал — вы завтра едете в Моршанск. Можете и меня взять с собой? — попросил я.

Или мне показалось, но Алексей Фролович даже как будто обрадовался.

— В Моршанск собрался?

— Да.

— Надолго?

— Как получится, — ответил я.