Когда поспела антоновка

Алексей Фролович уже перестал коситься на меня, а смотрел прямо и задумчиво.

— Дед одобрил? — поинтересовался он.

— Я сказал ему.

Пекарь снял меховую шапку, почесал темя и весь как-то напрягся.

— Не хочу быть в контрах с твоим дедом. Я его очень уважаю, чтобы вот так вот поступить.

— Вы не поможете, так сам пешком пойду, — обиделся я.

— Ага, по дороге будешь идти долго. Или вздумал по лесу? — усмехнулся Алексей Фролович и продолжил снимать сбрую с лошади.

— Так возьмёте меня с собой? — ещё раз спросил я.

А он стоял спиной ко мне и молчал. Я потоптался немного и развернулся, чтобы уйти. Но тут пекарь заговорил, не поворачиваясь ко мне:

— Завтра в четыре утра, до петухов, уезжаем.

— Спасибо! Буду! — воскликнул я и пошёл к дому. Но, буквально через два двора меня догнала Прасковья.

— Стой! — крикнула она. На ней была теплая рубаха в синий цветочек и длинная юбка темного серого цвета. А поверх, не повязанный тулуп. Шерстяной платок упал с головы и Прося придерживала его за края, чтобы он не слетел с плеч. Я отметил, что на фоне этой тёмной одежды её светлые волосы горели золотом. В руках у Проси был неизменный узелок.

— Вот, отец передал. Вам с братом… и Петру Никифоровичу, — произнесла она и сунула хлеб мне в руки. Но не уходила. Всё стояла и смотрела на меня таким серьёзным, осуждающим взглядом, что хотелось начать оправдываться, обещать что-то несбыточное.

— Спасибо, — только и ответил я.

— Уезжаешь?

— Да, в Моршанск, — начал было я, но Прося перебила:

— Надолго?

— Да, надолго, — сознался я.

— А как же … С кем я буду рыбачить? — произнесла она, а у самой слёзы в глазах застыли.

— Так я буду писать. Честное слово! — брякнул я, не подумавши.

— Писать? Точно будешь? — допытывалась она.

— Точно-точно!

Прасковья постояла немного, посмотрела на меня своим пронзительным взглядом не по возрасту, а потом ответила:

— Ну, хорошо. Уезжай.

Я улыбнулся ей и пошел домой.

Рано утром, когда в зимней темноте сквозь укутанные снегом деревья вилась накатанная дорога, мы уже двигались в сторону Моршанска. С нами на трёх санях ехали еще несколько человек из села. Я сидел рядом с Алексеем Фроловичем и старался успокоиться. Ночь не спал, всё размышлял: удастся ли мне осуществить задуманное? Возьмут ли меня? Мне же еще шестнадцать лет. Хотя, я могу и соврать, сказав, что мне все семнадцать. А кто докажет обратное? И вот качу по дороге к своей цели, а всё никак не могу унять дрожь в руках. Ни метели с утра, ни снегопада. Так, слегка морозно. Да и одет я был тепло: в ватную фуфайку, на голове шапка-ушанка, а на ногах старые дедовские сапоги. Значит, от волнения дрожал. Тут Алексей Фролович пихнул легонько меня в бок и протянул половину свежего пирога.

— На-ка, подкрепись.

— Спасибо, — произнёс я и принял кусок пирога. С яблоками. Такой душистый, ещё теплый, — Алексей Фролович, я всё никак не поблагодарю вас за хлеб, который вы давали мне и Кольке…

— За что спасибо? — не понял пекарь. И я закрыл рот. А вдруг я только что сдал Прасковью? Что, если она брала хлеб без спроса и отдавала нам его? — За хлеб? Так он ваш, этот хлеб.

— Наш? Хлеб? — не понял я.

— Погоди, отец вам не сказал? — удивился пекарь.

И тут наступила моя очередь удивляться, так как узнал, что отец успел незадолго до гибели отдать пекарю на сохранение мешок зерна.

— Это ваше зерно. Я его только на мельницу свёз, чтобы перемолоть. А теперь пеку хлеб.

— Я не знал, — пробормотал я и откусил большой кусок от пирога. Да только яблоки мне почему-то не показались вкусными. Особенно если они напополам со слезами.

Промолчали всю дорогу до города. У торговых рядов Алексей Фролович высадил меня и, наконец, спросил:

— Так для чего ты приехал? К кому-то определённому или так — на авось?

— Мне бы армию… — ответил я и понял, что Моршанск оказался чуть больше, чем я представлял себе.

— Тебе отряды продразвёрстки? — усмехнулся пекарь.

— Не, мне бы тех, кто с бандитами воюет, — запротестовал я.

Пекарь махнул рукой, указывая на дорогу, по которой мы ехали, только с другой стороны.

— Иди вперёд. Две улицы, пересекающие её, проходишь мимо. А вот третья, та, что Почтовая — тебе-то и нужна. Там спросишь у людей казармы. Понял?

Я посмотрел в ту сторону, куда меня посылали, и кивнул.

— Да, спасибо, Алексей Фролович! Век не забуду!

— Да ладно. Чего уж тут. Только ты это… — пекарь замялся, — Аккуратней там. С бандитами воевать, это не кур гонять.

Я улыбнулся в ответ.