— На поля ушёл, — и Павел махнул рукой в сторону широких просторов, окружавших Кутли.
— Идём, проводишь меня, — предложил я.
Внук даже остолбенел то ли от неожиданности предложения, то ли от свалившегося на него счастья:
— А читать?
— Как вернёмся, так сразу и будешь читать, — не стал я его разочаровывать. — Кстати, а Николай почему не приходит? Уже неделю отлынивает от учёбы.
— А ему некогда, — пробубнил расстроенный внук, — он коров пасёт.
— На учёбу всегда должно быть время, — нравоучительным тоном пропел я. — Вот ты всегда время находишь.
Павел босой ногой пнул камешек, зашипел от боли и пробормотал:
— Так то-ж отец меня заставляет… Чаще всего…
— Ну-ну, смотри-ка на него — заставляет, — усмехнулся я.
Мы прошли перекрёсток двух дорог. Одна дорога по прямой вела в Моршанск, а другая, через реку и лес — в Вяжли, на железнодорожную станцию. Вот по ней как раз возвращались из леса женщины и ребятишки с полными лесных даров котомками. Мы раскланялись с ними, перекинулись парой слов о замечательной погоде, когда мимо нас прошёл хмурый Василий Михайлович, сосед Прокофия. В одной руке у него палка была, а в другой — большая корзина. Грибных мест в лесу много. Но одному лучше было не ходить. Времена не спокойные. Хотя, что-то меня в этой удаляющейся фигуре беспокоило. Состояние его духа? Или широкий шаг, который больше подходил человеку, направляющемуся в Вяжли, чем грибнику. Только, что он забыл на железнодорожной станции?
Господи, нет нынче людям покоя… Исчез покой совсем…
Глава 5
Сосед. План мести
Через несколько дней, после моей слежки за Прокофием, сели мы с мужиками на лесопилке обедать. Квашеная капуста, огурцы, картошка да ломти хлеба. Только начали, тут Петрович и говорит:
— Слыхали, Прокофий-то по нашим ходит все зерно выспрашивает.
— Как это, выспрашивает? — удивился я, но виду старался не подать.
— Давеча пришел к Лукиным, у вас, говорит, сколько зерна лишнего имеется, да Иван ему и отвечает, нет, мол у нас зерна лишнего, все итак под расчет. Прокофий ничего и не ответил ему, кивнул только головой да дальше пошел. Намедни еще зашел к Афанасьевым, то же самое, только Григорий-то спросил у него, чего надо, мол, помочь что ли чем, без еды остались? Да только Прокофий отказался, нет, говорит, просто спрашиваю, учет веду. А дальше начал на своем, председательском разговаривать. Гринька так и не смог повторить ни одного слова.
— Хм, — хмыкнул Антошка Кудрявый, — Для какого такого антиресу спрашивал-то?
И завели мужики разговор, жевали и брови хмурили, пытаясь понять, что хотел Прокофий. Только я один знал их с пекарем тайну, но не выдал. Решил для себя, что сам их поймаю, а там как Бог даст.
Молча я дожевал, запил квасом, усы утер и достал папиросу.
— Я вам вот как скажу: вы в председательские дела-то не лезьте, мало ли что Прокофий удумал, да только нам всех его дел не понять.
— А ты что это, защищаешь его что ли?
— Ишь, защитник-то какой нашелся, али у вас общие интересы? — загоготали мужики.
— Я перед вами объясняться не должен, — спокойно ответил я и потянулся.
Солнце палило нещадно, рубаха прилипала к спине, волосы сбились на голове и теперь приклеились ко лбу, только не замечал я этого всего, одного хотелось — поскорей вернуться и проследить за Прокофием, услышу может, как он с отцом дела свои обсуждает. Надо Ваньку к дьяку отвести, пусть тоже грамоте учит, книги по Земле читает. А я-то рядом поошиваюсь, глядишь, прознаю что.
— Ну, нечего проклажаться! Робята! Доели, так айда, работы еще много, пока солнце светит, надо успеть.
Поднялись работяги, отдохнувшие с обеда и зашагали строем на лесопильню.
Назавтра решил я проветриться и совместить приятное с полезным. Пошел за грибами. Марья мозолила мне глаза, дети дурно себя вели, так что пришлось повышать голос и, разругавшись со всеми, решил я уединиться в наших лесах. Всю дорогу думы не давали покоя, а как только дошел до леса, то сразу почувствовал себя хорошо. И все же как хорошо у нас в селе! Лучшие луговые угодья в пойме реки, густонаселённые леса, да и день сегодня такой жаркий, как сладостно оказаться в прохладе деревьев, всласть надышаться полной грудью. А вот и грибы: подосиновики, мои любимые рыжики…опята…Так и ходил я почти до позднего вечера. Только грибов мало набрал — всё мысли мешали. Но вдруг позади хрустнула ветка, я обернулся, глядя под ноги, уверенный, что змея. Змей здесь водится много, им тоже нравится прохлада и уединенность. Да только вместо змеи увидел сапоги. Не торопясь поднял голову. Передо мной стоял парень с длинными волосами, небольшими усами и бородкой. На носу у него сидели очки в золотой оправе, а взгляд за ними — настороженный, цепкий. Одет в военную форму. Ба, неужто красный!
— Ты кто такой будешь? — громко спросил я, но голос предательски дрогнул.
— Сам кем приходишься? — вдруг глухо ответил незнакомец.
— Я-то здешний, из этого села, порядочный крестьянин. А ты кто? Что в наших лесах делаешь?