Когда поспела антоновка

Незнакомец не отвечал на мои вопросы. Я подумал, что скорее всего где-то еще по лесу бродят красные. Стало жутко. Вспомнилась вдруг не к месту Марья.

Парень шагнул ко мне из тени, а в руках у него винтовка. Я таких раньше никогда не видывал.

— Мужик, ты что здесь забыл?

— Да как что, наши же леса, вот я грибы и собираю, — ответил я, кивнув на корзину.

— Много людей в селе вашем?

— Да уж много, почти сотня. Тама вон, — я протянул руку в сторону реки, — виднеется нижняя часть, богачи живут, а за дорогой — верхняя часть, средняки, я вот оттуда.

Парень хмыкнул.

— Ну, то бишь места много?

— Не жалуемся.

— Главный есть?

— Председатель имеется. Все дела ведет. Его главным избрали потому как грамотный. А мы обычные, главное работать умеем.

— Бригада продразверстки уже заявлялась?

— Н..нет, — как-то конфузливо ответил я. И немой вопрос застыл в воздухе.

— Понятно. Значит со дня на день будет.

— Вы коммунист, получается? — я начал уважительно к нему обращаться, глядя на его оружие и все больше чувствуя страх.

А он вдруг рассмеялся, да так громко и говорит:

— Какой же я коммунист, мужик. Я эсер, антоновец.

— А это как понимать?

— Да так и понимай. Когда придут к вам красные, чтоб хлеб отобрать, тогда и вспомнишь наш разговор.

— Ничего не понял. Зачем будут отбирать?

И тут он мне рассказал, что происходит в стране и что приходят к честным крестьянам красные и обирают до последней нитки, а если откажешь им, то убивают без суда.

— …землю вам дали, а хлеб с нее будут забирать большевики, — закончил он свой рассказ.

Было мне ясно, что он кипит ненавистью к большевикам и Советской власти. Прямо как я ненавидел Прокофия!

— Прокофий! — воскликнул я и вскинул руки. — Председатель наш, главный который. Он ведь ходил по домам и про зерно выспрашивал. Он затеял помогать продразверстке!

Партизан настороженно оглядел меня и спросил:

— А тебе откуда знать, что за дела он ведёт?

— Да как же, я ведь следил за ним. Чуял, что тот что-то неладное затеял. Он решил со всей деревни мешки зерна стащить и потом продразверстке отдать. Надо полагать, что большевикам помогает!

— Проверим, — ответил парень. — Тут надо держать ухо востро!

— Вот я и держу, он мне всегда не нравился, лишь бы честный люд обмануть!

— А как же вы его избрали?

— Так он почти единственный грамотный на селе. Выбор был невелик.

— Молодец ты, мужик. Благодаря таким как ты наша страна будет свободной.

И так возгордился я от слов его, выпятил грудь колесом, да усы расправил. Умный человек похвалил, а это дорогого стоит!

— Ты покажи, где дом-то его, мы и проверим, поищем зерно.

Я рассказал, как пройти к дому Прокофия, узнал от него про бронепоезд, что на железной дороге за лесом, в другой стороне от нас и уже начал было раскланиваться, как тут услышал:

— Ты только, мужик, раньше времени не говори никому о нашем разговоре. Мало ли Прокофий твой прознает и сбежит вместе с зерном.

— Да как это я…Конечно не скажу! Столько людей он обманул, вы только с него все спросите!

Усмехнулся антоновец и ответил:

— В этом ты не сомневайся, спросим, — и, достав папиросу, зажал ее зубами.

Я попрощался с ним и побрел восвояси. И радостно было, что наконец Прокофий-то поплатится за все свои злодеяния. Обернулся, посмотреть ушел ли партизан, да только так и стоял он на прежнем месте, с зажатой папиросой в зубах.

Глава 6

Нападение

Мама стояла посреди светёлки и улыбалась. А я сидел на лавке у печи и просто смотрел на нее. Ничего не делал. Просто смотрел. А она, во всём светлом, в лучах солнца, пробивающихся в окно, была похожа на ангела.

— Пашенька, — вдруг сказала она.

Да вот голос был не её. И образ её точно канул в темноту. А меня трясли и звали.

Я с трудом открыл глаза. Обычно с утра я быстро поднимаюсь. А тут меня будят. Я проспал? Не может такого быть.

— Павел, вставай! — каким-то странным голосом звал отец.

Наконец очнувшись, я увидел, что в светёлке темно, керосинка даже не горит. А отец стоит на коленях перед лавкой, на которой я спал.

— Что случилось? — удивился я. Но отец закрыл своей большой мозолистой ладонью мне рот и прошептал:

— Тихо! Молчи!

И тут я услышал. Под окнами кто-то ходил. И этот кто-то был не один. Я сполз с лавки и увидел Николая. Брат скорчился под столом и смотрел на меня огромными от страха глазами. Отец же, прижавшись к стене у этого окна, пытался рассмотреть тех, кто незвано пришёл к нам.

— Вы сейчас постараетесь выбраться в сад. Тут не получится, — прошептал он, — Лезьте на чердак и через окно — на крышу. Там по козырьку проберётесь на её край. А потом — на яблоню, что рядом растёт…

— Я лазил, знаю, — подал голос брат и вылез из-под стола.

— Тогда идите! — приказал батя.

— А ты? — спросил я.

— Они за мной явились. И ища меня, пойдут по другим домам. Так что, я тут останусь.

— Не, бать, я с тобой… — хотел было возразить. Но он так зыркнул на меня, что я даже в темноте сумел разглядеть и понять, что хуже будет, если не послушаюсь.

— Хорошо, — пробурчал я и на четвереньках пополз в сторону сеней.

— Стойте — позвал батя. Мы остановились и оглянулись.