— Аудиодневник. — Слушая дневник, он фоном слышал взрывы, стоны и плач детей, крики взрослых. В такие моменты душа разрывалась на части. — Когда ты постоянно в движении, записи легко теряются.
— То, что ты делаешь, очень важно.
— Ты так думаешь?
На мгновение их взгляды встретились. Опять дежавю. Ощущение, что это случалось раньше.
Люсьен решил сменить тему:
— Похоже, чай остыл. Будешь?
— Да. Пожалуйста. — Жимми обхватила кружку, наслаждаясь теплом. И, сделав глоток, вздохнула от удовольствия. — Знаешь, тебе действительно не обязательно оставаться. Со мной все будет в порядке.
— Я планировал допить чай и попробовать печенье до того, как ты меня выгонишь.
— Угощайся, — предложила она. — Только, пожалуйста, сядь. У меня уже шея затекла смотреть на тебя снизу вверх.
Он взял печенье и, откусив кусочек, направился к креслу, на котором недавно располагался Бэнкс, тот явно предпочитал нежиться на теплом пледе и сейчас лежал в ногах девушки.
Кресло было удобным и уютным. У него возникло давно забытое чувство, чувство возвращения домой.
— Очень вкусное печенье, — одобрил Люсьен, отвлекаясь от своих мыслей. — Ты сама пекла?
— Тетя Флора обычно пекла его для Брайана к чаю, когда тот работал в саду. Приготовление печенья создает впечатление, будто она рядом. Это глупо, я знаю. Она ушла. — Жимми замолчала, боясь расплакаться.
— Так делают все, когда теряют кого-то близкого. Способ удержать их с нами. Моя мама любила заварные кремы. Я их терпеть не могу, хотя, кажется, у меня всегда где-то есть пачка.
— Как давно ты ее потерял?
— Пять лет назад. Рак. А мой отец бросил нас, когда я был маленьким. — Об этом он не говорил никому. И сейчас не понимал, почему все рассказал.
— Должно быть, это очень тяжело.
— Довольно распространенная история. А что насчет твоих родителей? — Люсьен пытался уклониться от дальнейших расспросов.
— Они погибли в дорожно-транспортном происшествии более двадцати лет назад. С тех пор я живу здесь.
— О, извини. Очень мило со стороны твоей тети приютить тебя. Похоже на убежище. Эта комната…
Дубовые балки, камин в углублении и роскошные темно-зеленые бархатные шторы, защищающие зимой от сквозняков.
Через французские окна, выходившие на террасу, виднелся сад с лужайкой и с такого расстояния напоминал полотна импрессионистов. Только тиканье старых часов нарушало тишину.
— Легко поверить, что оказался в прошлом веке.
— Это из-за балок. Тетя Флора часто говорила, что дуб не знает, что его срубили, и продолжает дышать. Давай, закрой глаза и прислушайся. Дыши вместе с ними.
Осознавая, что оттягивает момент возвращения за свой стол и в мир, наполненный болью, он закрыл глаза.
Тогда Жимми от злости упустила шанс представиться и напомнить Люсьену, что они встречались раньше. А теперь слишком поздно. Тем не менее, сегодня он был очень добр к ней, и она не пожелала смущать его тем, что он не узнал медсестру, которая промыла и зашила ему рану в полевом госпитале под звуки канонады. В напряженной обстановке, в близости боя. Это было не более чем мимолетное мгновение, и едва ли оно нашло бы отражение в беспокойной жизни Люсьена Грея.
Она наблюдала, как потихоньку ослабевает его напряжение. Его дыхание изменилось, и он погрузился в столь необходимый сон.
Это было своего рода волшебство.
Именно так тетя успокаивала ее, помогала уснуть, когда она попала в Орчард Энд, слишком маленькая, чтобы понять, что смерть — это навсегда. Все, чего она хотела, — это чтобы мать вернулась и обняла ее, а отец снова подкидывал в воздух.
Позже она научилась использовать эту технику, когда испытывала стресс из-за экзаменов. И в то ужасное время, когда через шесть дней после того, как Николас надел ей на палец кольцо, пообещав вернуться через полгода и жениться на ней, в десятичасовых новостях прошло сообщение о его смерти, и ее мир рухнул второй раз.
Сон… «чудесный восстановитель природы»… Подарок, который она с радостью преподнесла Люсьену Грею. И вот теперь сама закрыла глаза, прислушиваясь к дыханию старого дуба.
Потребовалось мгновение, чтобы комната, сад и тикающие часы обрели четкость и Люсьен, открыв глаза, осознал, где находится.
Как долго он спал? Чай в кружке остыл. Люсьен посмотрел на диван, уверенный, что Жимми наблюдает за ним, но она спала.
Единственный наблюдатель — кот — лениво моргнул, зевнул и потянулся.
Возникло искушение снова закрыть глаза и погрузиться в редкое забвение сна без сновидений. Однако он заставил себя подняться и очень тихо отнести в холодильник молоко, сполоснуть кружки и тарелки, оставив их стекать.
Он поставил стакан с водой на стол рядом с обезболивающими, на мгновение заколебавшись, не зная, стоит ли будить ее. Но она сама открыла глаза.
— Тебе может что-то понадобиться, прежде чем я уйду?
— Нет. — И она опять закрыла глаза. А просыпалась ли она вообще?
Люсьен как можно тише закрыл входную дверь, проверив, заперта ли она, постоял мгновение, собираясь с духом.
Его соседка — смесь сладкого и острого. С тех самых пор, как вчера открыл ей входную дверь, он перестал понимать свои ощущения. Она не из тех, кого сразу же забывают.