Когда расцветут гладиолусы

Виноградники, полные розовых, белых, бледно-зеленых, синих и практически черных восковых ягод, тяжело дышали. Ближе к земле росла курчавая петрушка. Уже отошел Жемчуг Саба и крупный Кардинал, величиной со среднюю сливу. Над кустами висело облако антраниловой кислоты, той самой, что участвует в создании клубничного и жасминового аромата. А еще бергамота и иланг-иланга. Луна уже начала свой семнадцатый часовой отсчет. Ее свет делал ягоду прозрачной, и можно было отследить, сколько болтается в ней желейного сока.

Милена водила его между кустами, показывая сорта…

– А это сорт Черная магия. Он ранний, созревает в середине августа. Ягоды хрустящие, плотные, насыщенного черничного цвета, и я по одной добавляю в вино – для волшебства. Он может выдержать до двадцати четырех градусов мороза, и ему не страшны никакие вредители: ни серая гниль, ни оидиум.

Глебу казалось, что он смотрит какой-то романтический фильм. Он тогда еще не знал, что это тоже жизнь, только немного другая. Она бегала и трогала листья. Они шуршали, словно пальмовые веера.

– Это поднимает настроение.

На ограде была нарисована виноградная гроздь. Он заинтересованно посмотрел.

– Так делали в древнем Риме, чтобы сад лучше плодоносил.

– А что еще делали в древнем Риме?

– Носили девять дней девять виноградных листьев.

– И что будет?

– А будет сюрприз.

Милена подняла чуть выше юбку, оголив загорелое упругое бедро. К нему была привязана сморщенная зелень, напоминающая мятую тафту.

– Сегодня как раз эти девять дней истекают. И приехал ты…

Они вместе собирали виноград, дождавшись ухода росы. Внутри ягод уже стали коричневыми косточки, подчеркивая зрелость. Она учила его правильно срезать гроздья секатором, не прикасаясь к плодам, чтобы не повредить восковой налет. Часть решили хранить в парафине, а часть использовать на вино.

– Снимай обувь.

Милена принесла таз с водой, которая стояла на улице с вечера и зарядилась лунным светом. Она была теплой.

– Мы будем давить вино ногами?

– Уважающие себя виноделы давят виноград только ногами. Так мы не сможем повредить косточки, дающие горечь, и винный букет будет намного лучше.

Она опустилась на колени у его ног. Стала мыть стопы, затрагивая все активные точки. А когда ноги были сполоснуты и насухо вытерты, Глебу показалось, что он чувствует ими движение многолетних трав и мягкость кашемировых солнечных лучей.

Они стали в деревянные бочки. Послышался треск лопнувших ягод. Красный сок забрызгал щиколотки.

– Чувствуешь?

– Что?

– Как уходит волнение, и как ты становишься единым целым с вином?

– Кажется, да.

У Глеба было ощущение, что он бежит по мокрому песку.

– Процесс брожения ускоряется от человеческого тепла. Машина это не сможет повторить.

Пахло ранней осенью. Милена двигалась так, словно танцевала ритуальный танец. Он наблюдал за движением ее бедер и готов был пить виноградный сок прямо из-под ее ног.

– Раньше люди выстраивались по шесть-восемь человек, клали руки на плечи друг другу и ходили взад-вперед под музыку флейты…

Глеб, разнеженный голосом Милены и запахами земляники, ананаса и черной смородины, идущих от спелых гроздьев, спросил:

– А как здесь выглядит октябрь?

Милена засмеялась. Эхом подхватили холмы.

– Краснеют листья и становятся, как кораллы. Зацветают крокусы. Сасык-Сиваш превращается в ярко-розовый, и в нем начинают добывать соль.

Глеб посмотрел на сухую землю с острыми углами.

– Мила, а почему ты не носишь обувь?

Она чуть задумалась и ответила, что ей нужно чувствовать землю. Залежи яшмы, родонита и гороховой руды.

К ней подбежали веселые соседские собаки с пыльной шерстью и сильными лапами.

– Бегите к себе. Слышите? Поиграем позже.

Собаки вильнули хвостами и побежали за сарай.

– А знаешь, что для одной бутылки вина требуется ровно шестьсот ягод?

– Не может быть!

– Точно тебе говорю.

И потом, когда он прикоснулся к ее губам, напитанным за многие годы соком, когда ее обворожительная грудь стала неприкрытой, когда он понял, что нет мягче ложа, чем теплая крымская земля, и что он желает эту женщину, как ни одну другую – она успела ему шепнуть:

– В легендах все перепутали. Не яблоко было плодом искушения, а виноградная лоза…

После этого виноградного уикенда Глеб позвал Милу к себе. Жить.

Киев, по традиции, его отрезвил. В него никак не вписывалась ее крымская магия. Глебу опять стало казаться, что она здесь не уживется и что ее место там – среди самого большого тюльпанного поля, в котором выделяется Верона с тридцатью шестью лепестками. Среди лаванды, уменьшающей гравитацию, и перекати-поля. А в большом городе свой порядок: слишком быстрый транспорт с безжалостным прессом колес, озабоченные лица женщин в пиджаках и строгих офисных блузках. Что здесь не может прыгать солнце, как мяч, и нельзя лежать на траве, щупая ее лопатками. И вино здесь лишено игривости. Оно разливается в правильные бокалы и пьется во время делового ужина согласно этикету: красное – к мясу, белое – к рыбе, сладкое – к десерту.