Когда развеются миражи

А ведь она его совсем не знала, а посему, наверное, открывая в нем новые грани и глубины, не могла не удивляться, восхищаться, проникаясь к этому человеку уважением, и еще сильнее тянулась к нему. В тот вечер, когда он ушел от них, узнав, что Прохор его сын, девушка уже не знала, что думать, на что надеяться и чего ждать от Гончарова. Его поведение и поступки, обезоруживая, сбивали с толку, разрушая привычное представление о нем. Шарапова ведь всегда была уверена, что муж не хотел детей. Его образ жизни, пренебрежение и цинизм говорили сами за себя, но то, как он повел себя…

На следующий день, укачав ребенка и оставив спать в коляске в тени раскидистой липы, Юля вышла на огород помочь бабушке, а когда вернулась некоторое время спустя, чтобы проверить ребенка, картина, открывшаяся ей, заставила в изумлении замереть на месте.

У коляски, опустившись на корточки, сидел Матвей и забавлял малыша, который, проснувшись, не заплакал и не испугался, застав рядом чужого человека, а наоборот, улыбался, с интересом и любопытством принял его.

Завидев ее, мужчина выпрямился и кивнул ей.

— Ты ведь не станешь возражать, дорогая, если я заберу ребенка погулять? — уточнил он.

Юлька подошла ближе и вытащила малыша из коляски.

— Матвей, ты ведь не собираешься отнять у меня сына? — спросила она, прижимая к себе ребенка.

— Как это сделала ты? Успокойся, дорогая, я просто хочу побыть с Прохором. Ближе познакомиться, так сказать! — ответил он.

— Ладно, только покормлю его и переодену! — кивнула девушка и ушла в дом.

Матвей не предложил ей тогда отправиться гулять с ними, не предложил и потом, приходя исправно после обеда и до ужина забирая с собой малыша. В тот первый день от беспокойства и волнения Шарапова не находила себе места. Но мужчина вернулся с ребенком как раз ужину, к которому и был приглашен Мариной Прохоровной.

Ее семье нравился Гончаров, несмотря на все те предубеждения и явную неловкость, которую они чувствовали, когда девушка выходила за него замуж. Превосходство, снисходительность и высокомерие, так явно исходившее от него, не позволяли им узнать и понять этого человека, ставшего зятем, родственником. Теперь же они как будто заново знакомились с ним, открывая интересного, умного, располагающего к себе человека. Заново знакомилась с мужем и Юля, слушая его разговоры и смех, наблюдая за ним из-под опущенных ресниц, превозмогая желание коснуться его руки, лежащей на столе. Пододвинуть ближе к нему стул, остаться наедине, окликнуть, когда он уходил, пресекая попытки проводить его, остановить.

Юля плохо спала ночами. Часто поднималась, усаживалась на подоконник и подолгу смотрела на усыпанное звездами августовское небо. Начинался звездопад.

Ей нужен был Гончаров. Это не стало открытием. Несмотря на все свои недостатки, Матвей был именно тем мужчиной, с которым хотелось жить, растить сына, в объятиях которого она хотела бы засыпать и просыпаться, видеть его темные глаза. Да, ей понадобилось время, чтобы понять это. Да, они причинили друг другу много боли, но ради возможности быть счастливой она могла через все это переступить, а Матвей… Он нужен был ей, и знал это, девушка была уверена, но именно поэтому продолжал удерживать ее на расстоянии. Не мог простить? Нет! Просто боялся поверить!

Однажды ночью, понимая, что уснуть все равно не получится, Юля, как и прежде, соскользнула с подоконника и отправилась к имению. Уж неизвестно, на что она надеялась, глядя на темные окна Большого дома. В Сиренево все спали. Спал и он, а она… Слезы застилали взгляд, когда она брела обратно, заставляя спотыкаться и тихонько всхлипывать. И, конечно, Шарапова не догадывалась, что и ему не спится. Он уходит в парк и подолгу просиживает на излюбленном месте у ротонды, глядя, как звезды отражаются в ровной поверхности водной глади, а за рекой спят Сиреневая Слобода и она… Матвей думал о Юле с примесью боли, надежды и тоски. Он стремился к ней, отчетливо понимая: без нее уже не сможет жить. Он ведь честно пытался, но так и не смог. Она нужна ему, как и прежде, нет, еще больше, сильнее, глубже, навсегда. Его любовь к ней не убили предательство, равнодушие и боль. Его любовь рождала надежду… Она говорила, что он нужен ей… Господи, неужели это действительно так? Он давно разуверился в этом, потеряв надежду. Но это случилось. Он не мог обшибаться, но все же медлил, боясь поверить. Именно этот страх, подспудно живший в нем, удерживал от последнего шага.

В дверь постучали, и, очнувшись от собственных мыслей, Шарапова обернулась.

— Да, войдите! — откликнулась она.

В комнату заглянула мама.

— Дорогая, ты готова? — спросила она, улыбнувшись. — Выглядишь потрясающе. Старовойтовы сообщили, что через пять минут выйдут! — сказала она.

— Ох! — притворно тяжело выдохнула Юля.

— Не волнуйся, все будет хорошо, ты просто давно не была на вечерах в усадьбе. Подожди, присядь на минутку. Мне хотелось бы с тобой поговорить.

— Что-то случилось? — спросила девушка, осторожно присаживаясь на край кресла.

— Нет. То есть, да… Юль, я выхожу замуж!