Юлька смотрела на него, не в состоянии отвести взгляд. Он сбрил бороду и побывал утром у парикмахера. Темные волосы, зачесанные назад, были аккуратно подстрижены и едва доставали до белоснежного воротничка рубашки, выгодно оттеняющей смуглость кожи. Он был в черных брюках и пиджаке, несколько небрежно застегнутом на одну пуговицу и, бесспорно, отменно сидящем на нем. Узкий черный галстук дополнял его образ.
Матвей снова засмеялся и, будто почувствовав что-то, обернулся. Их взгляды встретились всего на мгновение. Девушка поспешно отвернулась, о чем-то заговорила, засмеялась, ощущая затылком его взгляд и превозмогая желание снова обернуться, чтобы смотреть на него и смотреть…
Этот вечер, гости, журналисты, все, что предшествовало этому событию и чем, бесспорно, гордились Старовойтовы, да и Юлька, в общем-то, тоже, как-то вдруг утратило свое значение. Все шло своим чередом. Все было так, как планировалось, но Шарапова вдруг поняла, она не здесь. Как будто этот роскошный прием шел сам по себе, а она, будучи где-то рядом, видела эту яркую ослепительную толпу, но была не с ней. Впрочем, натыкаясь на внимательный взгляд Гончарова, девушка понимала, нечто подобное происходит и с ним. Они оба были как будто среди толпы и в то же время вне ее. Остро, каждой клеточкой, каждым нервом ощущая близкое присутствие друг друга. Только это и было важно сейчас.
Его взгляд завораживал, и она не могла отвести от него глаз. Шарапова не могла больше оставаться здесь, изображать заинтересованность, пытаясь сосредоточиться на разговорах. Ей хотелось, чтобы эти люди в зале исчезли, а они остались с Матвеем одни. Ей хотелось исчезнуть самой.
Незаметно проскользнув на веранду, Юля вышла на улицу, прошла мимо южного флигеля и, завернув за угол, направилась по Сиреневой аллее к ротонде.
Она шла, не торопясь, стуча каблучками по рыжему асфальту, а легкий ветерок подхватывал шифон платья, то раздувая его, то поднимая, то снова опуская.
Поднявшись по ступеням, девушка вошла в беседку и прижалась спиной к одной из колонн, чувствуя приятную прохладу камня.
Звуки музыки, голоса и смех почти не долетали сюда. Негромко шептались листья над головой, а плечи обнимала мягкая вечерняя прохлада, которая была так приятна.
Текли минуты, а девушка не двигалась с места. Она знала, он придет, поэтому не испугалась и не удивилась, заслышав на дорожке мягкую поступь его шагов. Гончаров вошел в ротонду и, остановившись в полушаге, закурил и оперся рукой о колонну.
— Юля…
— Матвей…
Они заговорили одновременно и замолчали…
— Прошу, говори, что ты хотела сказать…
— Мне казалось, многое… Но нужны ли сейчас все эти громкие слова, не уверена. Я знаю, что потратила слишком много времени на иллюзии и миражи, и это время уже не вернуть. Знаю, что виновата перед тобой. Я хочу все исправить и просто стать счастливой. С тобой! Мне не нужна академия, я не хочу быть великой пианисткой, мне достаточно того, что есть в моей жизни, — Прохора и тебя. Да, я хотела сказать, но только одно — я люблю тебя… Я очень люблю тебя… — прошептала она.
Докурив сигарету, мужчина неуловимым движением отбросил ее в сторону, и Юлька почувствовала, как его горячее дыхание касается ее ушка, шеи, плеча. На мгновение их ладони соприкоснулись и переплелись. Матвей обвил руками ее талию и притянул к себе, уткнувшись лицом в волосы. Он сжимал ее все сильнее, вдыхая аромат кожи и духов. А Юлька с легким трепетом ощущала, как внутри рушится последняя преграда, исчезают страхи, развеиваются миражи. И счастье, то самое, головокружительное, безбрежное, невероятное, неизведанное, которое обещали его объятия, наполняет ее всю, подхватывает и уносит…
Она слышала, как стучит его сердце, и чувствовала: ее бьется в том же ритме. Оказывается, сердца все же могут биться в такт, а плакать можно и от счастья…
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.