Когда с вами Бог. Воспоминания

Мы решили, что я все же пойду на следующий день и попытаюсь узнать, правда ли, что произошла ошибка. Солдат у двери, пропускавший по номерам, уже узнавал многих из нас. Он мне подмигнул, чтобы я стала поближе к двери, и через некоторое время пропустил меня. Когда дверь за мной захлопнулась, я очутилась в маленькой комнате, заставленной огромным письменным столом, за которым сидел человек в черной косоворотке с лицом разбойника. Он пристально взглянул на меня, спросил суть моей просьбы и стал рыться в бумагах. Я объяснила ему, что прошу о временном выезде для сына, но он сказал, что никогда не даст такого разрешения, так как он, мол, может и здесь учиться. Но я объяснила, что речь идет о технической школе, на что он рявкнул, что я могу убираться одна, а его он не отпустит. Тогда я отказалась выезжать без Лапа. Но он уже вызывал следующего, дав мне понять, что со мной все ясно. Я думала, что он понял, когда услышал мое имя, что накануне ошибся, дав разрешение Саше, и я испугалась уже за нее. Так уже бывало, что люди получали разрешение, а затем их задерживали. Но больше всего меня пугал его злобный отказ. Однако в голове возникали слова: «Невозможное для человеков возможно Богу». Часто уже все казалось безвыходным, однако Бог спасал и помогал.

Когда я наконец добралась домой и рассказала все Лапу и Соне Мамоновой, он мне сказал, что больше меня туда не пустит, а будет сам добиваться, а прежде поговорит с Енукидзе и выяснит, в чем дело. Это удалось ему через несколько дней. Когда Лап все ему рассказал, то он тоже подумал, что Саша Голицына невольно воспользовалась его протекцией, и, хотя теперь будет труднее все уладить, он постарается это сделать. Он тоже объяснил Лапу, что нужно просить временный выезд, а там можно и забыть, что он временный, сказал он, смеясь. Он просил Лапа звонить ему в случае необходимости. Лап отправился в комиссариат и первым делом завел знакомство с секретаршей, выдававшей пропуска. При вторичном посещении она его приняла совсем дружески. Тут он решил спросить ее, как ему лучше поступить, чтобы получить разрешение на выезд. Она ему сказала, что, пока будет дела вести этот комендант, мало на это надежды, но посоветовала приходить, обещав, что, как только заменят коменданта, она сообщит ему. А этому лучше на глаза не попадаться.

Однажды я встретила случайно Соню Страхову, которая спросила, отчего у меня такой грустный вид. Я ответила, что нам не удается по-прежнему уехать. Она упрекнула меня в том, что я не сказала ей об этом раньше. Я ей сказала, что не принято теперь сообщать о своих планах. Она предложила мне пойти к брату Луначарского, которого хорошо знала и который занимал какой-то пост в учреждении возле церкви Большого Вознесения на Никитской. Я так не любила обращаться к подобным людям, но она уверила меня, что в его силах нам помочь. Я согласилась и пошла. Это был тяжеловесный обрюзгший человек, который принял нас очень холодно, не проявив особого дружеского участия к Соне. Выслушав нас, он сказал, что вопрос очень щекотливый и вряд ли он что-то тут сможет сделать. Было очевидно, что он просто ничего делать не хочет, так что мы ушли без надежды. Соня уверяла меня, что есть еще какие-то ходы, но я сказала, что нам ничего не нужно и мы просто останемся. Я не хотела посвящать ее в наши планы, о которых мы вообще никому не говорили. Лап продолжал свои походы в комиссариат, где пока все оставалось без перемен.

Тем временем я получила через Филибустера от Тюриньки длинное письмо, в котором она сообщала, что Джеймс Кэмпбелл ей сделал предложение, объясняла мне, кто он, просила моего благословения и просила приехать побыстрей, чтобы быть на их свадьбе. Я молилась, чтобы Бог благословил ее выбор и устроил их обоюдное счастье. Я ей ответила снова через Филибустера, сообщив, что у нас с отъездом пока ничего не выходит и потому прошу не рассчитывать на наше присутствие на свадьбе, но прошу известить меня заранее о дне бракосочетания, чтобы я могла быть с ними в молитвах. Приблизительно тогда же я получила письмо от Аглаидушки, в котором было вложено письмо с незнакомым почерком, обращенное ко мне. Она написала, что собирается разводиться с мужем и выходит за Унковского, письмо которого ко мне прилагает. Еще она просила навестить бабушку Унковского по приложенному адресу и передать ей другое письмо, вложенное в тот же конверт. Известие это было тяжелым. Я понятия не имела, кто эти люди, и никогда не слыхала этого имени. Боялась я и того, что если она несчастлива с Мовесом, то, может, необдуманно предпринимает новый шаг, который тоже не принесет, возможно, ей счастья. Словом, с тяжелым сердцем отправилась я по указанному адресу бабушки, прося Бога указать мне, что говорить, что делать, и что если решение моей девочки опрометчиво, то чтобы Господь уберег ее от нового несчастья.