Когда сбываются мечты

Я оглянулась. Дэнис стоял в дверях. Но даже если бы он и не слушал нас, я бы не стала порочить его в глазах Джонни.

— Папа любит вас так же сильно, как и я. И мы сейчас стараемся решить сложнейшую задачу: как продолжить любить вас, но не жить при этом под одной крышей.

— Но мы же семья. А семьи так и живут. Почему вы с папой не можете?

Я снова взглянула на Дэниса. К его чести надо сказать, он выглядел усталым и расстроенным, но я больше не чувствовала необходимости утешать его, как делала это раньше. Сейчас между нами пролегла пропасть. У каждой монеты есть две стороны. Если у меня не получилось удовлетворить желания Дэниса, то и он не смог удовлетворить мои.

Почему мы не смогли примириться друг с другом и жить вместе?

— Я просто думаю, что мы не сможем.

— Значит, мы больше не семья?

— Семья, но немного иная. Скорее, даже две семьи.

— А вы с папой так и будете постоянно воевать друг с другом?

— Нет. Очень скоро перестанем.

— И что тогда?

— Тогда мы успокоимся и начнем привыкать.

— Но я хочу, чтобы все осталось как прежде.

— Я знаю, — прошептала я и поцеловала его в макушку. Иногда в детстве я приходила в отчаяние, понимая, что никакими стараниями не вернуть ту жизнь, которую мы вели до смерти отца. Какую же боль я испытывала!

— Ты знаешь? — спросил Джонни. Его голос звучал напряженно. — И мы больше никогда не будем жить в этом доме все вместе?

Нежно и грустно я ответила:

— Вероятно, нет.

— Это гадко! — закричал Джонни и снова начал вырываться. Я крепко обхватила сына руками и продолжала держать его в объятьях, хоть он и пытался освободиться от них. В конце концов, он перестал бороться со мной и стал всхлипывать.

Хоть мое сердце и разрывалось от горя, я по-прежнему сильно прижимала сына к своей груди. Я начала тихо убаюкивать его, как делала, когда он был совсем маленьким.

— Поплачь, Джонни, — прошептала я. — Ты можешь плакать, когда захочешь. Я не стану тебя от этого меньше любить.

Я думаю, он заплакал бы и без моего разрешения. Увидев его слезы, я сказала:

— Чувствовать себя несчастным, испытывать злобу, смятение и страх — вполне естественно.

— Папа разозлится, если узнает об этом, — с надрывом проговорил Джонни.

— Не разозлится. Он и сам часто испытывает подобные чувства. Только не признается в этом. Но все скоро изменится к лучшему, Джонни.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Откуда?

И мой ответ, прозвучавший еще тверже, чем предыдущий, успокоил Джонни:

— Я просто знаю.

И я правда это знала. Я уложила его в постель и пожелала спокойной ночи, а потом поцеловала на ночь Кикит, села в машину и уехала. Вернувшись на маяк, я задумалась над тем, что все могло сложиться совсем не так, как мы рассчитывали, и внезапно мне самой понадобилось утешение. Я подняла трубку, чтобы набрать номер Броди, но не услышала гудка. Я нажала на кнопку.

— Алло! — снова нажала. — Алло!

— Клер?

Я не узнала голос сестры.

— Ты должна приехать, Клер. Мама в коме. И врачи не знают, сколько она протянет.

Глава четырнадцатая

На этот раз Рона не преувеличивала. Когда в воскресенье утром я прямо из аэропорта примчалась в больницу, то обнаружила, что врачи разделяют пессимизм сестры. До последнего момента ничто не предвещало трагедии. Конни впала в кому незаметно, и у нее просто не хватало сил выйти из нее.

Рона выглядела опустошенной. Звонок доктора застал ее в постели, она надела теплый свитер, собрала волосы в хвост и примчалась в больницу, где и провела всю ночь. Когда я приехала, она стояла рядом с Конни, держась за спинку ее кровати.

— Слава Богу, — выдохнула она. — Я была уверена, что она умрет у меня на глазах. Самое ужасное, что она не успела и слова сказать. Как ты думаешь, мама знает, что я провела с ней всю ночь?

Я стояла в дверях палаты, не решаясь войти. Смерть витала в воздухе. Раньше я, наверное, сумела бы встретить мамину смерть как неизбежность. Сейчас силы мои были на исходе. Я чувствовала себя слабой и напуганной. И совершенно не была уверена, хотела ли видеть маму в таком состоянии.

Ее тело практически не различалось на постели. Бледная, безжизненная кожа Конни сливалась по цвету с простыней. Я знала, что мама покидает нас, и у меня от ужаса сжимался желудок, точно так же как и в детстве, когда она уходила каждое утро, чтобы вернуться поздно ночью. Но на этом все сходство заканчивалось. Я уже давно не ребенок, а мама уходила навсегда.

— Клер?

С огромным усилием я оторвала взгляд от Конни и перевела его на Рону.

— С тобой все в порядке? — испуганно спросила сестра.

Я судорожно глотнула и кивнула.