Когда сгущается тьма

Джек ждал какого-то другого, более полного или вразумительного ответа, но всякий, знающий библейскую историю о царе Соломоне, мог понять аргументацию этой женщины. Настоящая мать никогда не допустит, чтобы ее дитя рассекли надвое — в физическом или эмоциональном плане — ради осуществления своих материнских прав и чаяний. И настоящая бабушка поступит точно так же. После всех этих потраченных на поиски девочки лет она наконец получила известие от Фэлкона, который совершенно точно указал ей, где искать внучку. Теперь она могла подкараулить Алисию и открыть ей тайну ее рождения, предъявив обвинения, если не факты, против мистера Мендосы. Она могла также обратиться в газеты, более того, даже пойти в суд, хотя в Аргентине в то время никто не слышал о процессах, связанных с попыткой установить родство детей «исчезнувших», особенно когда в качестве истицы выступала бабушка ребенка, мать которого давно умерла. Но она этого не сделала, понимая, что ничего, кроме неприязни со стороны Алисии, такими грубыми способами не добьется. Вместо этого она избрала «мягкий вариант»: поехала к Алисии в колледж, чтобы просто посмотреть на нее и поговорить с ней. Хотя ей стоило большого труда сдержать свои эмоции, бабушка не выложила ей сразу всю правду о ее рождении, но постаралась по возможности подготовить к мысли о том, что она живет не в родной, а в приемной семье. Эти семена истины, зароненные в душу Алисии с перспективой их дальнейшего роста, являлись, по ее мнению, единственным условием их будущего воссоединения, которое должно было произойти исключительно по доброй воле и велению сердца ее внучки.

Джек, однако, придерживался той точки зрения, что даже самое доброе и склонное к родственной любви сердце нуждается в легком понукании. Поэтому, когда на дисплее его телефона высветился номер Алисии, решил, что даже в делах сердечных агрессивная стратегия более успешна.

— Спасибо, что ответили на мой звонок.

Джек говорил по мобильнику, стоя в очереди за кофе в одном из уличных экспресс-кафе под названием «Ла Кабана-Гавана». Эти уличные кафе, представлявшие собой, по сути, лишь окошко в стене, являлись тем не менее важным элементом общественной жизни Майами, своего рода ритуальным учреждением, где встречались представители всех городских слоев, начиная с адвокатов и кончая уборщиками улиц. Всех их объединяла любовь к крепкому кофе по-кубински, который так хорошо взбадривает во второй половине дня.

— Вы хотели сказать «на звонки», не так ли? — холодно произнесла Алисия. — Вы звонили мне пять раз за последние три дня, что с юридической точки зрения можно квалифицировать как приставание.

— Прошу меня извинить. Просто мне очень нужно поговорить с вами. Но прежде всего позвольте выразить свои соболезнования в связи с кончиной вашего отца.

— Благодарю вас. Однако всякий разговор, начинающийся со слов «прежде всего», предполагает наличие следующего пункта, который и является главным.

— Справедливо замечено, — согласился Джек.

— И я знаю, о чем пойдет речь во второй части этого разговора, — сказала она. — Извините, но я не хочу ее видеть.

Джек отошел от прилавка, где толпились клиенты, и нашел уединенное место под большим тенистым дубом, чьи могучие корни вздыбили асфальт в этой части улицы. Он пытался найти нужный тон и нужные слова, чтобы убедить молодую женщину в ее неправоте, стараясь при этом избегать назидательности.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы изменили свое мнение.

— Я понимаю, какие чувства вами движут. Но неплохо было бы взглянуть на это дело и с моей точки зрения.

— Я изо всех сил пытаюсь сделать это, но у меня что-то плохо получается.

— Неудивительно. Простого ответа здесь нет и быть не может.

— Но ведь нет и ничего сложного. Просто скажите, почему вы не хотите ее видеть — и все. Обоснуйте свое решение.

— Значит, правды жаждете? Хотите, чтобы я пустилась с вами в откровения?

— Когда ничего другого не остается, обычно высказывают то, что наболело.

В ответ Джек услышал тяжелый вздох.

— А правда заключается в том… — начала было Алисия, но замолчала, словно собираясь с силами. — Правда заключается в том, что есть вещи, касающиеся моей семьи, которые я не хочу знать.

— Алисия, боюсь показаться вам бесчувственным болваном, но должен заметить, что некоторые плохие вещи рано или поздно выйдут на свет, и тут уже ничего не поделаешь. Это неизбежно. Как-никак мэр Мендоса был человеком публичным. И какое бы решение вы ни приняли, помните, что его секреты не умерли вместе с ним.

— Я сейчас говорю не об этой семье. Я имею в виду свою биологическую семью.

— Что-то я не совсем вас понимаю.

— Мои мать и отец исчезли в секретной тюрьме, предназначенной для людей, подозревавшихся в подрывной деятельности.

— Да, я знаю об этом.

— А если выяснится, что они были левого толка экстремистами, иначе говоря, террористами, которые убивали и калечили невинных? Что хорошего заключается для меня в такой правде?