Когда сгущается тьма

Джеку неожиданно вспомнились слова биологической бабушки Алисии, когда она говорила о «слепом глазе» нации — всех этих так называемых друзьях и добрых соседях, которые видели, как полицейские врывались в дома и забирали преподавателей, журналистов и домохозяек, но никак на это не реагировали и хранили молчание. Или согласно кивали, когда на вечеринках или приемах кто-то небрежно пожимал плечами и говорил по этому поводу примерно следующее: «Без причины никого не забирают».

— Считается, что за годы Грязной войны исчезло от восемнадцати до тридцати тысяч человек, — сказал Джек. — Многие из них были ни в чем не повинны.

— Именно. И теперь мне приходится искать утешение лишь в том, что мои умершие биологические родители стали невинными жертвами жестокого диктаторского режима. Что же касается моего приемного отца, то он то ли был частью этого преступного режима, то ли не был. Не забывайте, однако, что у меня еще осталась мать — единственная, которую я знала. Она любит меня безоговорочно, вне зависимости от того, что происходит вокруг, и у нее на руках нет ничьей крови. И для меня лично — это единственно возможное счастливое завершение данной истории.

Мимо проехал городской автобус, и Джек, избегая синеватых клубов дизельного выхлопа, шагнул в сторону от проезжей части.

— Но как же ваша бабушка? Чем все это закончится для нее?

— Я не глуха к ее страданиям и понимаю, что ей тоже необходимо найти себе какое-нибудь утешение.

— Но вы единственный человек на свете, который может подарить его ей.

— Думаете, я об этом не знаю?

— Коли знаете, сделайте что-нибудь.

Она молчала. Похоже, размышляла над его словами.

— Многие люди пошли на жертвы, чтобы вы могли воссоединиться, а некоторые из них даже умерли из-за этого, — не отступал Джек.

— Уж не Фэлкона ли вы имеете в виду?

— Нет. Хотя именно он сообщил вашей бабушке о вашем местонахождении. Я имею в виду людей вроде повитухи, которая помогла вам появиться на свет.

— Не понимаю, о чем вы.

— Ваша мать была политической заключенной, носившей номер вместо имени. Когда вы родились, ее голову покрывал черный капюшон, чтобы никто не мог ее видеть. Но во время родов она выкрикнула-таки свое имя, а повитуха, которая ей помогала, оказалась человеком совестливым. Она разыскала вашу бабушку и рассказала ей о вас.

— Это правда?

— Да. А потом повитуха пропала, стала одной из «исчезнувших».

— Откуда вы это знаете?

— А вы поговорите со своей бабушкой. Ей многое известно.

На линии снова установилось молчание, и Джек подумал, что ему, возможно, удалось до нее достучаться.

— Хорошо, — сказала Алисия.

— Вы согласны с ней встретиться?

— Да… — Она явно боролась с собой и медленно, с трудом выговаривала слова. — То есть нет. Я не стану с ней встречаться. Я… не могу.

— Но вы согласны, что ей нужно обрести утешение, не правда ли?

— Меня все это так подкосило… Неужели вы не видите, во что в результате превратилась моя жизнь? Семейство Мендоса или презирают, или жалеют — в зависимости от того, с кем мы в тот или иной момент общаемся. И моя мать нуждается сейчас во мне больше, чем когда-либо.

— Вы хотели бы что-нибудь передать бабушке?

— Разумеется. Но я прошу вас сделать это за меня. Пожалуйста, скажите ей… скажите, что я люблю своих матерей. Обеих.

— Полагаете, этого достаточно, учитывая, через что ей довелось пройти?

Алисия снова надолго замолчала, а когда заговорила снова, ее голос едва можно было разобрать.

— Это все, что я могу. Уж извините.

Потом Джек услышал в трубке щелчок, означавший, что разговор окончен, и окунулся в поток самых разнообразных чувств. Можно было подумать, что все это происходит с его собственной бабушкой и это у нее, а не у бабушки Алисии разрывается сердце при мысли о том, что ее кровиночка не хочет ее видеть и разговаривать с ней. Душевная боль, однако, вскоре уступила место страху. Джек не знал, хватит ли ему душевных сил, чтобы передать слова Алисии ее бабушке, но выбора не было.

Засунув в карман мобильник, он стал готовиться к предстоящему разговору.

Глава 67

На обратном пути с кладбища Алисия отвезла домой Винса и свою мать. Стоял солнечный воскресный день — слишком жаркий для начала зимы и черных траурных костюмов, в которые все они облачились. Алисия включила было в салоне машины кондиционер, но мать выключила его. Алисия пыталась заговорить с матерью, но та, казалось, отметала любое поползновение выказать ей сочувствие и ободрить, словно положение вдовы обязывало ее пребывать в состоянии непреходящей глубокой скорби.