Когда сливаются реки

— Я слышала, что у райнисовского председателя жена умирает, — сказала Зосите.

Ян Лайзан и в самом деле спешил в Эглайне. Обычно он жалел лошадей, а сейчас беспрестанно похлестывал кнутом. Все ему казалось, что лошадь бежит слишком лениво и что-то долго не видать знакомой эглайненской башни. Доктор, прикрыв глаза, дремал на возу.

«Как может быть он таким равнодушным, — печалился Лайзан, — ведь человек помирает!..» Он не знал, что доктора дважды вызывали ночью и он не выспался. Перед глазами старика лежала Аустра такой, какой он видел ее в последний раз, — худая, с пожелтевшим и истомленным лицом. На стуле возле нее сидел согнувшийся от горя Каспар. Пятеро детей стояли в сторонке. Один только маленький Томас ничего не понимал.

«Бедный мальчик! — думал Лайзан. — Он еще не знает, какое горе ожидает его...» И еще было горько Лайзану, что так и не помогло Аустре привезенное им из Риги лекарство.

— Может, не того дали? — спрашивал он у доктора Милкуса.

— Того... Поздно, никакие лекарства уже помочь не могут, — равнодушно отвечал Милкус.

На Лайзана находило сомнение: не напрасно ли скакал он за доктором в Лукшты? Каспар еще вчера привез доктора из района. Но Лайзану казалось, что два доктора все же лучше, чем один, может, как раз этот, которого он везет, и подаст добрый совет, как поддержать Аустру. Несчастная женщина, так и не увидела в жизни ничего хорошего. Он помнит ее еще маленькой. Была Аустра дочерью эглайненского сторожа Карлоса. Росла сиротой, без матери. Мало того что она работала сама, надо было ухаживать и за отцом, хозяйствовать в доме. Когда отец умер, она пасла барский скот, пока не вышла замуж за Каспара. Только этот первый год жизни замужем и был, пожалуй, счастливым для Аустры. Потом пошли дети, надо было вставать чуть свет и ложиться позже всех. А как тяжело пришлось ей при немцах, в оккупации...

— Но-о! — продолжал нахлестывать лошадь Лайзан.

Впереди уже показалась башня.

Почти на галопе влетел он во двор Каспара, и его старые глаза сразу заметили недоброе. Каспар сидел во дворе, опустив голову на руки, около него с беспомощным видом стоял доктор из района.

— Поздно уже... — сказал он Лайзану и Милкусу.

Коллеги-врачи отошли в сторону и начали один из тех разговоров, в которых непосвященные не могут понять ровно ничего.

Лайзан вошел в хату. Там уже было полно женщин. Одни успокаивали детей, посадив их в уголок на лавку, другие хлопотали около умершей, которая лежала на кровати. На губах Аустры застыло недоумение, словно в последнюю минуту она почувствовала облегчение своим страданиям и еще не могла поверить этому. Черный платок, покрывавший голову, еще более оттенял восковую желтизну лица. Работящие руки, с которых даже за время долгой болезни не сошли мозоли и трещинки, теперь лежали спокойно, уложенные крест-накрест. В изголовье на табуретке сидела Визма. Она словно онемела, ничего не говорила, не отвечала на обращенные к ней вопросы женщин и только не сводила глаз с лица матери. В хате было душно, пахло мятой и хвоей.

Ян Лайзан, сняв шапку, стоял у порога. Он долго всматривался в лицо Аустры. Казалось, ничто в ней не изменилось. «Не забывайте моих детей!» — вот и все, что мог он прочитать на этом неподвижном лице.

Ему тяжело было смотреть на детей, сбившихся в углу, но он ничего не придумал сказать в утешение и вышел. Езуп Юрканс уже сидел на возу, а позади него, продолжая разговаривать, устроились врачи. Каспар попрощался с ними, и подвода скрылась за липовыми саженцами.

— Дед, — позвал Лайзана Каспар, — хоть бы ты домовину ей сделал...

— А кто ж, как не я? — удивился Лайзан.

К Лайзану подбежал маленький Томас. Он заметил деда, как только тот приехал, все время ожидал его и теперь доверчиво прижался к нему.

Лайзан погладил мальчика по головке.

— Пойдем со мной, Томас!

Лайзан вел мальчика по дороге к столярне и думал: «Бедный ребенок, он даже не понимает, что случилось...» Лайзан открыл дверь мастерской, и на него пахнуло знакомым приятным запахом. Уже больше двух недель не работал он здесь. Все, что не унес с собой на строительство, лежало на своем месте и словно ожидало его. Сняв с полки деревянный кораблик с парусами, старик отдал его Томасу.

— На! И беги забавляйся!..

Босые ножки Томаса затопали по стежке.

— Твое все впереди, — вздохнул Лайзан и пошел выбирать доски для гроба.

Работал он не торопясь, тщательно. После жены Аустра была для него самой дорогой женщиной. Она не раз помогала старику, особенно когда тот остался одиноким, — сварит ему в своей печи обед, постирает рубашку, пришьет пуговицу. Но разве только в этом дело? Она вообще была ему по сердцу за ее тихий характер и доброту. И вот ее нет... Старик выбирает сухую сосновую доску и кладет на верстак. Прищуренным глазом проверяет закраек и привычным движением пускает фуганок. Желтоватые стружки с тихим шелестом сыплются на пол...