Когда соборы были белыми. Путешествие в край нерешительных людей

– Милый мой, сейчас я изображу вам две метаморфозы, уже произошедшие с Нью-Йорком, и третью, которую еще предстоит совершить для спасения города.

До 1900 года город, каким он был всегда и везде, до механических скоростей. До 1935 года возникновение современных обстоятельств: покорение высоты. Небоскребы слишком маленькие, а домики остались у подножия небоскребов. Влияние современности на сердечный ритм домашинной эры. Такова сегодняшняя агония.

Третья метаморфоза требует как раз программы разумных работ по точным планам, в масштабе современности.

Милейший мистер Гарольд Фаулер, супрефект города Нью-Йорка, с восхищением и некоторым лукавством взглянул на меня. Он искренний человек; мы обменялись дружеским рукопожатием. Он вернулся к себе в Headquater противостоять гангстерам, туберкулезу, автомобильным авариям, пробкам и дикому количеству корыстных интересов. Назавтра я взошел на «Лафайет», чтобы вернуться в Париж, город под радостным небом, страдающий той же болезнью, что и Нью-Йорк. Тот город, в котором царит, возможно, еще большая неуверенность, потому что основная часть наших эдилов понятия не имеют о Манхэттене, феерической катастрофе, но одновременно лаборатории нового времени.

4 В чем состоит американская проблема

Нью-Йорк, декабрь 1935 года

«Дорогой мистер Стоуэл, вот статья, заказанная для мартовского номера вашего журнала ”Американский архитектор” за 1936 год. Написанная непосредственно в Нью-Йорке, она живо отражает сильные впечатления и надежды, которые я получил и ощутил во время своего первого визита в США».

Вот что я сказал по радио через три дня после приезда: из Карантина я увидел в утренней дымке город – обетованный, далекий, лазурный и перламутровый, с взметнувшимися в небо стрелами его небоскребов. Вот она, Земля Нового Времени, вот он, фантастический и мистический город: храм Нового Мира! Потом корабль вошел в район Уолл-стрит и двинулся вдоль доков. Я воскликнул: «Какая дикость и какая жестокость!» Но подобная сила, вырывающаяся здесь в жесткой геометрии беспорядочных призм не вызвала моего неприятия. Прибыв туда из Франции под конец ничем не примечательного 1935 года, я был исполнен доверия.

Я увидел небоскребы – зрелище, которое американцы перестали замечать, и к которому я, как все, тоже покорно привык через шесть недель. Три сотни метров в высоту – это событие в архитектуре; нечто из разряда психофизиологических явлений, нечто значительное. Это отдается в шее и ощущается сердцем. Вещь сама по себе прекрасная.

Однако рассудок тревожится. Я сказал: «Небоскребы Нью-Йорка очень маленькие». А New York Herald раздул из этого целое дело. Я объяснился. Небоскребы Нью-Йорка романтические: они проявление гордыни, а это серьезно. Вот еще одно доказательство: можно возводить здания высотой триста метров, где до самого верха будут превосходно перемещаться толпы людей. Но небоскребы погубили улицу и сделали город сумасшедшим. Они неразумны снизу доверху, к тому же совершена ошибка в правилах движения, представляющего теперь странную бессмыслицу. Мы обеспокоены тем, что власть могла согласиться и узаконить подобные постулаты. Однако последний небоскреб почти избежал ошибки и предвещает небоскреб будущего – разумный. Тогда нам уже не придется в смущении созерцать это новое явление архитектуры, и мы используем его, чтобы навести в Нью-Йорке порядок, привнести в него здравый смысл и великолепие.

Жестокость таится в самом городе. Прежде всего, признаем, и затвердим как урок, что принцип прокладки улиц ясен, удобен, прост, верен, человечен и совершенен. Мы прекрасно ориентируемся в Нью-Йорке, а Манхэттен великолепно раскроен. Но это относится ко временам верховой езды! Теперь же наступило время автомобиля; оно здесь, но его трагическое последствие таково, что движение транспорта по Нью-Йорку прекратилось!