– Им мы займемся позже. – Линн присела на корточки рядом с Вивекой и осмотрела поврежденное колено. – Всем оставаться на местах! – приказала она, поднимаясь. – Свидетели оставляют персональные данные и контактную информацию, прочие свободны. – Потом вдруг повернулась ко мне: – Харри, что, черт возьми, здесь произошло?
Я пожал плечами:
– Скандал в благородном семействе.
– Харри! Харри!
Это кричала Эмма. Протиснувшись сквозь толпу любопытных, девочка с плачем бросилась в мои объятия.
– Я так волновалась… – повторяла она, всхлипывая.
– Все хорошо, – успокоил ее я. – Ты уже сегодня увидишь свою маму, если нам повезет.
Я вошел в ресторан и налил себе стакан водки, добавив для цвета лишь немного клюквенного сока. Потом вышел и устроился за столиком во дворе.
Стакан я осушил почти одним глотком.
«Скорая» припозднилась и прибыла не из Хельсингборга, а из Энгельхольма. Как видно, в Хельсингборге после футбольного матча у врачей было слишком много работы. Когда я снова спустился в гавань, Вивеку Бьёркенстам укладывали на носилки.
– Чертов еврей! – прошипела она, прежде чем врачи захлопнули дверцу.
Исследовательница из Лунда была тут как тут. Но гнев сошел с ее лица, уступив место смятению. Брюнетка недоуменно пялилась на меня помутневшими глазами, а в бессилии опущенные руки будто сами собой сжимались в кулаки. Ее муж молча стоял рядом. Он был в числе тех, кто при выстреле Эвы Монссон в страхе попадал на землю.
– Кто вы такой, черт возьми? – наконец спросила она.
У меня возникло чувство, будто она выругалась впервые в жизни.
– Каттис, успокойся, – сказал ее муж.
– Меня зовут Харри, – представился я. – Харри Свенссон. Люблю женщин с характером.
– Ян, сделай же что-нибудь, – обратилась она к мужу.
– Каттис, пойдем, – ответил тот.
– Сначала спросите у Линн, – предупредил я. – Не думаю, что вам следует уходить без ее разрешения.
Но Линн и Крамфорс, похоже, уже справились с беспорядками в гавани и успокоили гостей праздника. Народ понемногу расходился. Линн и Крамфорс записывали телефоны свидетелей и проверяли документы.
– Вон там плавает еще один, – кивнул я в сторону пирса.
Лади настолько обессилел, что Дану Фрею и Боссе-рыбаку пришлось буквально вытаскивать его на сушу. Линн Сандберг и Эва Монссон молча наблюдали за этим процессом. Эва положила руку на кобуру пистолета. Линн держала свой перед собой. С Лади потоками стекала вода.
Полицейских машин все прибывало.
Я взошел на борт оборудованного под кафе парусника, набрал полное ведерко креветок и направился к ресторану. Эдвард Бьёркенстам сидел на прежнем месте, уже в наручниках. Но Бертиля Раска рядом с ним не было.
– Послушайте, Харри, – позвал меня Бьёркенстам, и я остановился. – Где мой сын? – (Я не ответил.) – Я расскажу все, что знаю, только не молчите.
– Какой я вам Харри? – ухмыльнулся я. – Что вы себе позволяете, в конце концов?
Бьёркенстам прокашлялся:
– Простите, господин Свенссон. Я только хотел спросить вас, где мой сын.
Выходит, при необходимости я тоже умею быть мелочным занудой.
– В полицейской машине, полагаю. На пути в тюрьму.
– А не могли бы вы… – Он осекся. Я поднял глаза. – Не могли бы вы замолвить там за меня словечко. – В глазах старика стояли слезы. – Собственно, с девочкой… Все это была не моя затея.
– Но вы ничего не сделали, чтобы этому помешать, – оборвал его я.
Когда я поднимался по лестнице, Крамфорс уводил Эдварда Бьёркенстама в машину.
– Свенссон… Свенссон… – причитал сквозь слезы старик.
– Я видел ваши железнодорожные модели, – отозвался я. – Оба варианта.
На несколько секунд он остановился, как будто что-то вспоминая:
– Но это была невинная шутка.
– Мне она не показалась смешной.
– Пойдемте, – поторопил старика Крамфорс.
В кои веки поднятый из-за ресепшена, он жаждал деятельности и не терпел никаких проволочек.
Каттис и ее долговязый муж стояли поодаль возле своих велосипедов. Ян провожал Эдварда Бьёркенстама долгим взглядом, в то время как его жена не спускала глаз с меня.
О, эти черные глаза запомнились мне надолго…
Дан Фрей и Боссе-рыбак сидели у рыбного домика с баночками пива.
– Классное шоу, Харри! – похвалил Боссе. – С тобой всегда весело.
Ларс Берглунд и Бритт-Мари Линдстрём направлялись к машине.
– Теперь вам обоим есть чем заняться, – сказал я.
– Прямо не знаю, с какого конца взяться, – ответил Берглунд. – Обязательно позвоню тебе, если возникнут проблемы.
– Конечно звони, – разрешил я.
Я снова поднялся в ресторан, допил оставшуюся в стакане водку и налил по новой. А потом попросил Симона Пендера принести несколько тарелок для креветок.
– На этом можно сделать хороший бизнес, – заметил Симон. Я не сразу понял, что он имеет в виду креветки. – Собственно, я давно об этом думаю.
Я расположился за столиком на площадке. Вечер обещал быть долгим. Эмма уже взобралась ко мне на колени. Она никогда не чистила креветки, но быстро научилась.
IX
Я проспал всего несколько часов, но не чувствовал себя усталым. Должно быть, сон получился достаточно глубокий, потому что я не помнил, был ли он кошмарным или нет.
Думаю, все-таки нет.