Когда тебе пятнадцать

— Молодцы, молодцы! — Таня показала большой палец и громко засмеялась.

Ей вдруг стало легко и радостно в этой компании. И она подумала, что хорошо бы и в школе организовать эстрадный оркестр. Надо к директору пойти. Еще в прошлом году обещал инструменты для оркестра. Или шефов с завода попросить. Такой физкабинет оборудовали, даже мини-ЭВМ установили, неужели с оркестром не помогут?..

Таня так увлеклась своими планами, предположениями, что забыла и о танце, и о партнере. Но Олег не привык, чтобы о нем забывали…

— Ау! Танечка! Ты где?

— Ох, Олег, прости! Размечталась…

— О чем же? Если не секрет, конечно… Может, о дружбе?

— Почему бы и нет? Дружба — это всегда замечательно.

— Ой ли?! Вспомни: мы к тебе со всей душой, а ты… «Бездарные плагиаторы»! За что?

— Заслужили.

— Мы?! Которые тебе счастья и добра желают…

— Очень интересно. Очень… — Рафаэлла Карра в это время закончила свою песню, и Таня, усевшись на тахту, взяла яблоко и с иронией повторила: — Очень интересно. Оказывается, счастья и добра желаете.

— Как самому дорогому человеку, — преданно подтвердил Олег.

— Вот как! Тогда объясните, а то я не понимаю.

— Все понимают, а ты…

— Да, не понимаю. Представь — не доходит! — Таня постучала себя по голове. — Тупая. Глупая.

Олег сердито усмехнулся:

— Чего же не понять! Настоящих парней, значит, — побоку, без надобности, а с каким-то Гудком — не разлить водой. До дому тебя провожает. И уж рад-то! Кто? Тупарь, чмырь болотный!

— Олег, где же твоя интеллигентность? Так говорить о товарище!

— А ты о нас — лучше?

— Но тогда была причина, вы оскорбили…

— У нас будто нет причины! Подумай: на кого променяла! Серый, примитивный…

— Элементарный, — вспомнила Таня.

— Абсолютно!

— Хватит, хватит ссоры! — Люба поставила новую кассету. — Давайте танцевать! — И положила руки Олегу на плечи.

Петя Курочкин виновато посмотрел сверху на расстроенную Таню. Даже стихотворной строчки не мог придумать. Она пожалела его:

— Ну, непримитивный, неэлементарный, давай уж попрыгаем.

Петя обрадовался и, не сводя с Тани глаз, энергично заработал ногами и руками.

— Все-таки интересно, — сказала Таня через минуту, — и ты такого же мнения о Косте Гудине? Но договоримся: по-честному, не юлить.

— По-честному, значит… — Курочкин вздохнул. — Ладно. Только и ты по-честному. Вот скажи, а зачем тебе дружить с ним? Сама рассуди, какой смысл? Отец-то у Гудка по-черному пьет.

— Как это? — не совсем поняла Таня.

— Обыкновенно. Пьяница.

— У Кости? — переспросила она.

— А ты что, — обернувшись к ним, брезгливо поморщил губы Олег, — разве не знаешь? Законченный алкаш. Ему вытрезвитель — дом родной.

— Я не знала, — растерянно сказала Таня. — Честное слово.

— Плохо, — наставительно заметил Олег. — Надо знать. Начальство все-таки. Вот и влипла. Связалась с этим…

Лицо у Тани как-то осунулось, руки повисли вдоль тела. И танцевать перестала.

— Что ты взъелся! — пробурчал огорченный Петя. — Это ведь отец. А Гудок при чем?

— При том. Яблоко от яблони недалеко падает… Слыхал?

Таня присела на тахту, помолчала, задумчиво глядя перед собой, и неожиданно, будто сердясь, проговорила:

— Не верю. Глупости!

— Не веришь, что алкаш?

— В пословицу не верю.

— Народом подмечено, — сказал Олег.

— Все равно… Да вы же просто не знаете Костю, раз так о нем…

Олег подошел к пианино, открыл крышку, раз и другой стукнул пальцем по крайней клавише. Внимательно послушал басовитый звук и обратился к Тане:

— Хорошо, допускаю: Костя — парень в норме. Но разве это меняет дело? Какой тебе интерес дружить с ним? Ни весу, ни возможностей, ни престижа. Круглый нуль. А у тебя мать — артистка. Ее в городе знают, хоть, может, и не звезда, не прима. Отец — известный скульптор. Почет, уважение, за границу ездит. Своя «Лада». Сечешь, каков уровень! И вот дочка, о тебе, о тебе говорю, — Олег показал на Таню пальцем, — дочка дружит с сыном алкаша. Цирк Шапито! Разговорчиков хочешь? Моя тетка в театральной костюмерной работает. Как начнет — не переслушаешь. Всем косточки перемоет. Ну, решай задачку: мать и отец у тебя придут в восторг от такой милой информации?

Когда Олег сказал про «отца», у Тани как-то сразу тяжело-тяжело стало на сердце. Отец. Родной отец. Был бы он жив… А этот — не все ли ему равно?

— Живописно расписал. — Таня горько усмехнулась. — А скажи, пожалуйста, почему это вдруг обо мне такая трогательная забота?

— Снова не врубилась? Петя, объясни, как поэт.

Курочкин повертел в руках яблоко, перевел взгляд на Березкину, сидевшую в напряженной позе, и как поэт изъясняться не стал:

— Ты же лучшая в классе девчонка.

В комнате воцарилась тишина.

— Мы танцевать будем? — недовольно спросила Люба.

— Обожди, перекур. — Олег достал из кармана сигареты. Себе вынул из пачки и Пете. Небрежно чиркнул спичкой. — Дамам не предлагаю. Лично у меня вид курящей девицы вызывает глубокую антипатию… А ты, Петр Курочкин, — пустив к потолку струйку дыма, покосился на приятеля Олег, — рассуждаешь, между прочим, весьма примитивно. Что значит — лучшая девчонка?.. Расплывчатое понятие… Люба, скажешь, не лучшая? То-то, сочинитель. Не в этом дело.