— Вот говорят, високосный год, точно он будет плохим, — начинает он после короткого молчания. — А я вот не верю в эти вещи. Это как будто ты заранее себя программируешь на провал, так нельзя жить. Я верю в успех, в свой, личный. Знаешь, у меня в семье все так запрограммированы, все выбирают практичные профессии, востребованные в кризис, рано заводят детей, покупают машины в кредит. А я… я влез в долги и пошел в магистратуру, потому что хочу быть кем-то, чтобы мое имя что-то значило. Знал бы ты, что мать сказала, когда узнала, что я потратил пятьсот евро на рекламу своего канала. Они все думают, я дурак, а потом сами придут ко мне, вот увидишь.
Его слова гулко отдаются в моей голове, будто я не раз слышал все это раньше.
Он болтает так еще часа три, о стартапах и хакерах, об утечках данных и новых технологиях, о погоде, университетской жизни, американских выборах, Париже и Барселоне. Потом, где-то на подъездах к Виши, слушая рассказ Карлоса о том, как известные косметические компании тестируют свои продукты на животных, я, наконец, понимаю, что если бы они правда хотели меня убить, я был бы уже мертв. Я знаю, они придут за мной, те люди, что убили Илая, но не сейчас. Одновременно с этой мыслью меня накрывает тяжелая черная волна — я проваливаюсь в глубокий беспокойный сон.
Барселона, 21 февраля
За окном уже смеркается. Через опущенное водительское окно в салон врывается ветер, липкий и тревожный, как будто мы глубоко в метро. За рулем Карлос, он держит руль двумя руками, в правой у него зажата сигарета. Он улыбается мне между затяжками и выдыхает дым в окно.
— Ну, наконец-то, Белоснежка проснулась! А то Хосе запретил включать музыку, чтоб тебя не разбудить.
Он поворачивает рычажок стереосистемы, слышится болтовня ведущего. Карлос с хрустом крутит колесико, пока не ловит нужную волну. Я гляжу в окно на пролетающие мимо огни, расфокусировав взгляд и углубившись в свои мысли.
— Серж, — сквозь толщу воды до меня доносится голос Карлоса. — Серж, а ты в каком районе будешь жить в Барсе?
— Не знаю еще, — рассеянно отзываюсь я. — Найду какое-нибудь жилье, когда доберемся.
Сказать по правде, я не успел обдумать вопрос ночлега, я был слишком шокирован открытиями прошлой ночи, чтобы мыслить на столько шагов вперед. Удивительно, но отсутствие места, где спать, меня совершенно не пугает.
— Серьезно? Ничего не забронировал? — В голосе Карлоса сквозит удивление. — Я думаю, с поиском жилья сейчас у тебя могут возникнуть проблемы.
— Почему?
— Так мобильный конгресс же! Двести тысяч гостей. Город забит под завязку, ничего не найти.
— Конгресс…
— Живи у нас! — восклицает каталонец, сворачивая на большой, переполненный машинами круг. — Мы снимаем квартиру в Эль Равал вместе с Хосе и еще двумя другими ребятами. Перекантуешься пару ночей, никто не будет против, уверен. Правда же?
Как это может быть — предлагать ночлег незнакомцу?
— Нет, спасибо.
— Да брось ты, — слышится голос Хосе с заднего сиденья. — Почему нет? Отеля ты сегодня точно не найдешь, а мы, сказать тебе честно, сейчас позарез нуждаемся в деньгах. Недавно съехала одна из квартиранток, девушка Карлёса. Ну и мы оказались в достаточно отчаянном положении — либо найдем деньги до конца месяца, либо хозяин турнет нас с квартиры… Так что ты нам еще и одолжение сделаешь.
Они просят у меня деньги. Деньги в обмен на ночлег, это я могу понять, в этом есть смысл, это не похоже на случайную щедрость, которая, в моем случае, может быть какой угодно, кроме как случайной. Карлос тушит сигарету и выкидывает в окно окурок, успев напоследок обдать меня запахом дыма. Я успеваю поймать глазами траекторию — перевернутая семерка.
— Ну хорошо, уговорили.
Что-то во всей этой попутке и их предложении напоминает мне тот день, когда я встретил Иду Линн на автобусной остановке. Вещи просто случаются, решения принимаются сами собой. Моей жизни грозит опасность, но в то же время я чувствую подъем и радостное волнение, ведь, наконец, самым странным образом, в хаосе вокруг начало появляться какое-то подобие смысла.
Когда вижу Барселону впервые, она залита густым, как венозная кровь, закатным солнцем. Впрочем, ей куда больше к лицу тьма.
Мостовая покрыта прыщами старых жвачек, мои кеды липнут к какой-то сладкой жиже. Почти сразу меня обдает волной уже знакомого теплого ветра, принесшего с собой запах серы и застоявшейся канализации, будто прямо из преисподней.
Я захожусь кашлем, чтобы подавить скрутивший пищевод спазм.
— Дыши ртом, Серж! — смеется Карлос. — Это местный аромат, Eau de Barcelona! Тут недалеко была римская канализация. В девятнадцатом веке испанцы построили новую, но, как оказалось, многого не учли, поэтому тут порой мерзейше воняет.
Мы сворачиваем направо и оказываемся на маленькой прямоугольной площади, середина которой засажена толстыми голыми деревьями, торчавшими из земли, как гигантская буква «Y», если бы ее написал курсивом сам Сальвадор Дали. Кора слетает с них тонкими лоскутками, как обгоревшая в отпуске кожа с плеч.