Когда тебя нет

— Ах, Илай! Так ты друг Илая? Привет! — Прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, она уже заключает меня в объятия и касается губами моей щеки. — Только прости меня, ради всего святого, напомни, пожалуйста, свое имя. Эти конференции, это такое безумие.

Она, наконец, отстраняется от меня, и я стою в облаке ее запаха, все еще ощущая отпечаток ее губ у себя на щеке.

— Серж.

— Как я могла забыть? Сер-джио, — она медленно прокатывает мое имя на языке, будто смакуя его, как сахарную вишенку. — Такое имя!

— Какое?

— Не знаю, богемное? У меня сразу с ним какие-то такие ассоциации. — Она неопределенно взмахивает руками в воздухе и замолкает.

— М-мм.

— Ох, Серж, — она хлопает себя ладонью по лбу. — Я такая бестактная. Спрашиваю и спрашиваю, а ведь мы, наверное, в одной лодке. Я — Лиза. — Она протягивает мне руку, и я осторожно дотрагиваюсь до ее маленькой горячей ладони. Это больше физических контактов за пять минут, чем у меня было за весь последний год, не считая визита к дантисту.

— Я… помню, — снова зачем-то вру я.

— Тогда мне вдвойне неловко! — Ее щеки вспыхивают румянцем, в этот момент я замечаю, какая она молодая, ей никак не может быть больше двадцати. — Илай… Он такой забавный, обожаю, когда он напивается и объясняет, что будет с миром через десять лет, когда уровень моря поднимется на метр, Кремниевую долину затопит и выживут только те, кто запасся биткоинами и консервами. Он здесь?

Я проглатываю комок в горле. Значит, она знает его лично, живого офлайнового Илая. Это с ним на встречу она пришла сюда сегодня.

— Он умер, — я хочу сказать мягче, но у меня выходит так, резко и прямо, как взрыв. Что-то подсказывает мне, она запомнит этот вечер, эти секунды до и глухоту после. Уголки ее маленького красного рта ползут вниз, губы дрожат.

— О, Господи. — Она закрывает лицо ладонями. — Господи. Я думала…

Она опускается на стул рядом со мной. Минуту или около того она просто молчит, уставившись в пол, потом поднимает на меня глаза.

— Как это случилось?

— Его убили, — говорю я, стараясь не упустить ничего в ее лице, в том, как оно меняется каждую секунду, как картинка по телевизору, когда слишком часто переключаешь каналы.

— Убили? — Она обнимает голову руками. — Нашего Илая?

— Да. Это…

— Погоди. — Она накрывает мою руку своей. — Я не могу говорить об этом вот так. Мне надо выпить.

Она перегибается через стойку и подзывает бармена пальцем, говорит ему что-то на испанском, я слышу только «дос». Старик тянется за бутылкой, разливает янтарную жидкость по двум высоким, похожим на дебютанток на балу, рюмкам. «Иде Линн бы понравилось здесь, в этом зазеркалье», — проскальзывает у меня в голове.

Бармен опускает рюмки на стойку, звук хрусталя о дерево похож на скептическое цоканье языка. Затем он приносит бутылку воды и прокалывает в крышке штопором маленькое отверстие. Лиза берет вилку и кладет сверху, накрывая рюмку, потом водружает сверху сахарный кубик. Я наблюдаю за тем, как она поливает сахар водой, и он медленно растворяется, роняя вниз тяжелые мутные капли. Жидкость на дне меняет цвет на глазах, из прозрачного янтаря становясь матово-зеленоватой.

— Разве абсент не поджигают? — удивляюсь я.

— Только туристы.

Я беру рюмку из ее рук и делаю осторожный глоток, ожидая огня и горечи, но вместо этого получаю только вкус лакричных конфет и приятное жжение. На секунду мне кажется, что в комнате мигает свет, я смотрю в дрожащую глубину зеркал.

Мы пьем молча, каждый вспоминая своих мертвецов. Ей нужна пауза, время для того, чтобы вновь обрести зрение и слух после того, как улягутся обломки взрыва. Мне это знакомо. Наконец, она переводит на меня взгляд.

— Ну что, видишь ее уже?

— Кого? — переспрашиваю я, почти физически ощущая, как мои спешащие куда-то мысли плавно опускаются вниз, как воздушные шары, в которых выдохся газ.

— Фею.

Я внимательно гляжу в ее невеселое лицо. Снова этот тяжелый взгляд.

— Нет, только женщину в красном, там, на стене, — спустя секунду отвечаю я, замечая, что зеркала будто бы стали чище, а свет — ярче.

— Это и есть она, — произносит Лиза, как наперсточник, передвигая и меняя местами наши рюмки, пока я не перестаю понимать, где ее и где моя. — Как он умер?

В этот раз я стараюсь быть мягче, я не упоминаю адский холод в доме, запекшуюся кровь в волосах Илая и неестественный угол, в котором закостенела его рука.

Пока я говорю, Лиза достает зажигалку и начинает вертеть ее в руках, то и дело подкручивая колесико и вызывая искру. Она не смотрит мне в глаза, за это я ей благодарен. Когда я замолкаю, мы выпиваем еще, по-русски, не чокаясь. В этот момент я замечаю, что по ее щеке ползет вниз огромная маслянистая слеза, за ней другая, такая же, и еще. Она наклоняет голову и утирает лицо.