Когда тебя нет

Лежа на кровати, я рассматриваю фотографии этой женщины, Риты Петровой. Вот она танцует на вечеринке, ее тело выгибается назад, лицо — в капельках пота. Рядом — снимок дома, откуда полицейские в форме вытаскивают на носилках гладкий черный мешок, брат-близнец того, в который упаковали Илая. В статье говорится, что смерть тридцатидвухлетней Риты Петровой была результатом трагического стечения обстоятельств. Тем не менее как именно она умерла, в статье не говорится. Про себя я отмечаю дату публикации — почти ровно год назад. Потом достаю из рюкзака фотографию. На ней стоит дата — 24 февраля прошлого года и место — отель «W», тот, который Лиза упоминала сегодня. Я рассматриваю снимок. Два из трех. На фото три человека, и двое из них мертвы. Я смотрю в лицо Риты Петровой. Вот она — точка отсчета. Первая косточка домино, которая спровоцировала цепную реакцию, приведшую меня сюда, в этот странный чужой город.

Барселона, 22 февраля

Я не сплю. Я просто на пару часов проваливаюсь в липкое тревожное междумирье, где из темноты на меня по очереди движутся какие-то образы и фигуры. Обычно это Ида Линн, в красной куртке с длинными пепельно-серыми волосами, усыпанными снегом, который отчего-то не тает от всполохов пламени. Сегодня это другие лица, впрочем, тоже мертвые. Илай и Рита.

Вчера ночью я выяснил фамилию девушки из бара — Лиза Мироненко. После этого я без труда нашел ее в соцсетях, собрал нужную мне информацию: имена родителей, год рождения, любимые группы. С помощью этих данных и простенького скрипта я взломал ее Инстаграм и Фейсбук. Я не знал, что искал там, но не нашел ничего, никаких инкриминирующих переписок или контактов, сохраненных постов или еще чего-то подобного. Она — обычная девушка, ей двадцать четыре, коллекционирует винил и часто ходит на концерты.

Впрочем, может, мне стоит обратить внимание на то, чего там нет? Нет переписок с Ритой, вообще никаких, ни одной. Как и с Олли, а с ним она, судя по утреннему снимку из номера того самого отеля «W», провела прошлую ночь. У нее вообще не было ни одного друга с таким именем. Зато я обнаружил в ее френд-листе обоих владельцев «Лавера», того самого сервиса знакомств. Она работала там вместе с Ритой Петровой, а точнее сказать, на нее, ассистентом, около двух лет.

«Обед, сегодня у нас обед на конференции», — напоминаю я себе.

Чтобы увидеть Лизу снова, мне нужно попасть на этот пресловутый мобильный конгресс, о котором, кажется, все только и говорят. Покупка билета требует предъявления удостоверения личности, что опасно и совершенно исключено после всех стараний, которые я приложил, чтобы приехать в Барселону инкогнито. Если только я не использую для этого свой российский паспорт. Мало кто знает о его существовании, да и имя там у меня другое — ошибка транслитерации моей многострадальной фамилии. Я невольно улыбаюсь тому, как легко, будто само собой, находится решение. Как будто так и нужно.

— Эй, Серж, — мои размышления прерывает грохот позади. — Что это у тебя тут?

Из щели в двери на меня выглядывает недоумевающее лицо Карлоса, который пытается отодвинуть рукой стул.

— А, черт, забыл убрать, утром сим-карту уронил и по всему полу ползал, искал.

— М-мм, — хмыкает каталонец, облокотившись о дверной косяк.

— Карлос, слушай, а ты ведь на конгресс?

Он кивает, устремив на меня взгляд своих проницательных черных глаз.

— Можно я составлю тебе компанию?

Мы завтракаем тостами с маргарином и спускаемся на залитую солнцем влажную мостовую.

— А на чем она попалась?

— Кто?

— Барселонская вампирша.

— На том же, на чем и все убийцы. — Карлос таинственно улыбается. — Поверила в свою неуязвимость и совершила ошибку.

Он докуривает сигарету на ходу и выкидывает окурок в мусорку возле станции метро.

Урбанистическая транспортная система — любопытная штука. Начиная от того, есть ли у метро кольцевая линия, и заканчивая тем, как выглядят билеты, — все это говорит о городе и о стране с ее культурой, менталитетом, экономикой и жителями гораздо больше, чем любой путеводитель.

Спустившись вниз, мы обнаружили на перроне огромную толпу людей. Недоумевая о причинах происходящего, я решаю направиться к сотруднику метрополитена в салатовом жилете у дальнего края платформы. Но Карлос ухватывает меня за рукав.

— Серж, все в порядке, это тут обычное дело — забастовка работников транспорта, они нарочно бунтуют, когда капиталисты в городе. Ты еще не опаздываешь?

— Нет, — отвечаю я, даже не взглянув на часы. — А чего они хотят?

— Профсоюз требует повышения почасовой оплаты. Единственный путь переговоров в этом капиталистическом мире — это шантаж.

— И это работает?

— Наверняка.

Когда поезд, наконец, подползает к платформе и мы забираемся в душный вагон, все двадцать пять минут пути до Фира Гран Виа я слушаю разговоры своих попутчиков о предстоящих встречах и переговорах, о сделках и партнерах, о деньгах и вечеринках. Карлос листает ленту Фейсбука, то и дело хмурясь своим мыслям.

— Можешь себе представить, еще один единорог растерзан пираньями.

— Единорог?