Когда тебя нет

Мы идем, вдыхая вечерний воздух, густо пахнущий восточным фастфудом, выхлопом и талой водой. Я снял номер в мотеле с почасовой оплатой для дальнобойщиков на выезде из города. Внутри тесно и воняет хлоркой, но мы так устали, что нам все равно. Когда она садится на кровать, под простыней шуршит полиэтиленовый наматрасник.

— Знаешь, никогда не думала, что скажу это, но, оказывается, мне очень нравится запах хлорки, — говорит она, с брезгливой усмешкой на лице рассматривая черные скрученные волосинки, прилипшие к кафелю в душевой.

Мы заказываем пиццу, «Маргариту» и «Гавайскую», и едим ее, сидя на кровати и щелкая каналами на маленьком телевизоре, свисающем с потолка в углу.

— Серж, — называет мое имя она, когда мы не можем съесть больше ни кусочка и просто сидим на кровати, откинувшись на подушках. — Наверное, мне стоит подстричься или перекрасить волосы?

Я гляжу на ее профиль, черные волосы, спадающие на плечи, и тонкую полоску светлых корней.

— Я люблю твои волосы.

— Они отрастут. — она поворачивается ко мне лицом. — Ты ведь будешь со мной? В смысле достаточно долго, чтобы увидеть это?

— Конечно.

— Когда я увидела тебя в первый раз, я подумала, что ты маньяк, — Лизин голос звучит шутливо, но глаза серьезные. — А сейчас посмотри на нас — лежим под одеялом, кругом коробки от пиццы, смотрим по телевизору всякий шлак. Следующим шагом мы уснем под какой-нибудь старый боевик, даже не почистив зубы.

— А у нас новые щетки.

— О да, чур моя — желтая.

Ее пальцы дотрагиваются до моей щеки. Я тянусь к выключателю и гашу свет. Голубое мерцание телеэкрана отражается в ее глазах, когда я беру ее лицо в свои руки.

Лондон, 9 марта

— Что ты там делаешь? — Я резко сажусь на кровати.

В комнате еще темно. Она сидит ко мне спиной, склонившись над дисплеем моего мобильного телефона. Его голубоватый свет бликует на ее волосах, оттеняя все четче проступающую из-под низа темную полосу.

— Дай сюда. — Я хочу просто выхватить его, но нечаянно выбиваю телефон у нее из рук, и он с грохотом катится по полу. — Что ты делала? Проверяла свои дурацкие аккаунты? Я говорил тебе…

— Успокойся, Сереж, — отзывается она, с обиженным видом потирая пальцы. — Я не дура, я просто читала новости.

— Новости? И что там пишут?

— Тот мужик, водила, похоже, он все-таки сдал нас. Там, на сайте, сказано, что я в Германии.

Я свешиваюсь с кровати и нащупываю упавший телефон. Через весь экран тянется длинная угловатая трещина. Я пробегаю глазами по заголовкам в сводке новостей.

— Тут говорится, что они подозревают, что ты скрываешься в Германии. Только подозревают. Это ничего не значит, — говорю я, надеясь, что она не заметит, как дрожит моя рука.

— Думаешь, они знают, что я не одна?

— Что ты хочешь на завтрак? — спрашиваю я, дочитывая статью, в которой говорилось, что полиция Каталонии начала активное сотрудничество с Интерполом в поимке подозреваемой в убийстве Олли Ингланда. — Как насчет блинчиков? Или лучше бургер? Мы же в Гамбурге, в конце концов.

Я убираю телефон на дно своего рюкзака. Без него нам лучше, спокойнее. Внешний мир — наш враг.

Меня не оставляет мысль, что я должен остановиться. Хотя бы на минуту, чтобы собраться с мыслями, записать все на доске или в текстовом файле, вычленить знаменатель, паттерн, ключ. Мне кажется, что стоит мне задуматься обо всем по-настоящему, подойти к делу с холодной головой, как я найду решение, построю на карте маршрут до точки нашего назначения. Но вот беда, именно этого я сделать как раз не могу. Ее присутствие рядом, ее прикосновения, запах, вкус, они работают, как раздражитель, перебивая все другие рецепторы. Она сбивает все, как антенна, глушащая GSM-сигнал, она заглушает мои мысли.

Я не дурак. Я хочу верить в то, что я не дурак, и я прекрасно знаю, что все должно закончиться плохо. Я почти слышу стук в дверь, вижу лица копов, которые войдут внутрь, стряхивая с себя дождь и, как в кино, зачитывая нам наши права, вдыхаю затхлую вонь комнат, похожих на офис местечкового страхового агента, куда нас приведут и где будут спрашивать о том, что случилось в Барселоне. Поэтому я наслаждаюсь каждой мелочью, каждым прикосновением, каждой чашкой шоколада в вагоне-ресторане, каждым второсортным боевиком с субтитрами в эфире ночного телевидения.