Когда тигр спустился с горы

«О-о… семена ядовиты», — мелькнула у нее смутная мысль, пока она вставала и следовала за вторым сыном в дальние комнаты дома.

Как странно, думала она, что стены в доме такой зажиточной семьи совсем потемнели и поросли плесенью, но еще удивительнее было то, что в коридорах ей пришлось то и дело отмахиваться от всевозможных насекомых и носком туфли отбрасывать с дороги червей.

— Об этом не тревожься, — сказал второй сын. — В моей комнате мягко и тепло, и если ты помолчишь, помолчишь, то сможешь остаться там навсегда.

Он открыл дверь своей спальни, и на миг Дьеу увидела там скорбную осевшую могилу, провалившуюся в середине, и со спокойствием, едва прикрывающим панику, к ней явилась мысль: «О, а я должна буду лечь сверху», а потом ее зрение затуманилось, и оказалось, что в комнате стоит только самая мягкая с виду кровать, какая когда-либо попадалась Дьеу, с длинными занавесками из прозрачной ткани, с вышитыми на них шелком…

На занавесях полагалось вышивать заклинания, отпугивающие упырей и другую нечисть, но когда Дьеу склонила голову набок, она увидела, что с заклинаниями вышивка не имеет ничего общего. Поначалу она решила, что в начертанных символах просто недостает штриха-другого — прискорбное и чреватое бедами явление, конечно, но весьма распространенное, — но потом ей стало ясно, что здесь что-то не так, что искажена вся строка, возможно, даже целая строфа, и она резко протянула руку, чтобы схватиться за прозрачную ткань.

— Погодите, эти слова мне знакомы, здесь ошибка… — начала она, но поскольку грации ей недоставало, она потянула занавеску слишком сильно, и та упала на Дьеу и на ее новоиспеченного жениха, и сразу обнаружилось, что в руках у нее истлевший, прелый хлопок, постель все-таки оказалась могилой, а сам жених…

О-о… да это же труп, это мертвый человек, и умер он уже давно, потому что волосы у него выпали, зубы вывалились, и что-то сидит в глазницах, где раньше были глаза, но я понятия не имею, что это…

Она уже хотела завизжать, как вдруг зазвонил колокол над дверью, и труп рядом снова стал молодым красавцем, благоухающим маслом камелии, но теперь она знала, что на самом деле он труп, а может, и труп, и человек. Он ободряюще улыбнулся ей.

— Это просто кто-то заглянул в гости, — объяснил он. — Не о чем беспокоиться, моя дражайшая, моя милая.

— Нам… нам надо посмотреть, кто это, — выговорила она с трудом, так сильно пересохло в горле. — Не следует нашему союзу начинаться с неуважения к гостям.

Она видела, что он колеблется, почти читала его мысли — о том, что лучше было бы просто толкнуть ее в могилу и обвить жилистыми руками, — но поняла, что для него это не игра. Если она невеста, то он жених, а не кошмар. Если она блюдет приличия, то и он должен следовать ее примеру.

Он улыбнулся, показав безупречные белые зубы, и кивнул.

— В таком случае пойдем посмотрим, кто пришел, — сказал он.

К тому времени, как они вернулись в зал пиршеств, Хо Тхи Тхао уже была там — вольготно разлеглась на месте, не так давно освобожденном Дьеу, пачкала босыми ногами чистые полы и лениво ковырялась пальцем в фазаньем мясе. Семейство Чэн сидело неподвижно, словно примерзло к местам, особенно патриарх, чье лицо выглядело так глупо, словно его вырезали из репы.

— А вот и ты, — сказала Хо Тхи Тхао. — Я зашла посмотреть, как у тебя дела.

Дьеу сделала глубокий вдох. Выбор между тигрицей и трупом мог показаться нелегким, но он, разумеется, таковым не был.

— Мне нужна помощь, — призналась она, и когда пальцы мертвого второго сына семьи Чэн сжались на ее руке, приглушенного рычания тигрицы хватило, чтобы заставить его отступить в сторону.

— Правда? — спросила тигрица. — Ни одна из оставшихся у тебя книг интересной не выглядит.

— У меня… у меня еще есть немного денег, и… несколько оберегов, которые могли бы…

— Нет, они мне ни к чему, — отказалась тигрица.

— Можешь взять мое имя, — предложила Дьеу, и тигрица сморщила нос.

— Какой в нем для меня прок?

Трупы переглянулись, и у Дьеу возникло ощущение, будто ее кожа, покрытая мурашками, пытается уползти прочь с тела. Ее передернуло.

— Можешь… забрать мои волосы, — ей вспомнилось, как поразили тигрицу черные косы жены автора «Песен вечной скорби». — Правда, мои каблуки они не обметают, но они красивы.

— Мне они больше нравятся у тебя на голове, — ответила тигрица. — Попробуй еще раз, пока мне не надоело.

Дьеу с трудом сглотнула и вдруг к ней пришла мысль. «Песни вечной скорби» она утратила, но это была ее любимая книга, она сохранилась в ее памяти и в сердце.

— Из самой глубины Желтого источника[1] я взываю к тебе, дорогой мой супруг…

— Я же здесь, — удивленно подал голос второй сын Чэна, и тигрица рыкнула:

— Тебя никто не спрашивал.