Кругом стояла осень. Дурманила голову горьковато-пряным дымом и яркими красками. Лидия Семеновна неторопливо шла по длиннющей аллее парка, каждым своим шагом пригвождая к асфальту то один, то другой золотистый листок. Она ненавидела себя, а заодно и эту проклятую осень. Осень, лишившая ее опоры, всего, чему она посвятила жизнь, огорошившая ее ужасным, неотвратимым словом –пенсия. Теперь она уже не была Лидией Семеновной Кочетовой,заведующей огромным фабричным цехом, а стала обычной пенсионеркой Кочетовой. Даже собственная фамилия казалась ей теперь необычайно жалкой, одной из тысяч. Отвратительно! Время словно посмеялось над ней, жестоко растоптав накопленное за долгое время. Действительно смешно! Больше уже никто не будет докучать ей телефонными звонками и бесконечными вопросами. Теперь по утрам ей некуда спешить и не надо вечером предпоследним автобусом возвращаться обратно.Единственное, что ей осталось, это редкие приглашения на вечера встреч передовиков производства, да громоздкая безвкусная ваза, подаренная коллективом в день ее торжественных проводов в другую жизнь.
Она не заметила, как добрела до дома и поднялась в пустую квартиру- муж вернется только завтра. Неплохо было бы убраться и хоть что-нибудь приготовить, но она лишь неподвижно стояла посреди коридора и слушала тишину. Да, тишина и пустота – это все, что будет отныне наполнять ее жизнь.
Прибежала дочь. Притащила за руку лохматого, замученного пятидневками внука Славку. Бросила лишь: «Заберу завтра. Позвоню» и исчезла в недрах лифта. Ну все, теперь сядут на голову! Ей так и мерещилось во взгляде дочери злорадное: «Мамочка, ну ты же теперь на пенсии!» Рядом жалобно пропищал Славка, прося бутерброд, но поняв, что не дождется ответа, привычно и покорно вперился в телевизор.
А Лидия Семеновна почему-то вспомнила свое страшно-далекое детство, когда она маленькой девочкой безвылазно гостила на бабушкиной даче, день ото дня превращаясь в чумазое, пышущее здоровьем существо. Она вспомнила горячие бабушкины пирожки с ароматной морковкой, которую в обычной городской жизни Лидочка не любила, но почему-то на даче у бабушки ела за троих. Вспомнила, как засыпала под певучие бабушкины сказки, а просыпалась от приветливого звяканья фарфоровых чайных чашек на кухне. А еще она вдруг подумала о том, что совершенно не помнит, как выросла ее собственная дочь и как достиг аж пятилетнего возраста единственный внук.
Лидия Семеновна взглянула на бледного притихшего ребенка и уверенно спросила: «Славик, а что если мы с тобой пирогов напечем?»
«С повидлой?»– внук вытаращил удивленные глаза.
«И с повидлом, и с мясом, и с капустой. А еще с морковкой»
«Я морковку не люблю»– прогундел Славик, а Лидия Семеновна почему-то засмеялась.
Они долго с непривычки пекли пироги на кухне, а потом ели их, обжигаясь горячим чаем. Пироги Лидии Семеновне удались на славу, как и сказка, которую она откуда-то вспомнив, на ночь рассказала внуку. Славик, утомленный новыми впечатлениями, уснул, трогательно приоткрыв рот.
Лидия Семеновна сидела в полумраке комнаты и думала о том, что завтра она впервые за долгое время, встретит мужа дымящимся ужином, достанет с полки любимого запылившегося Толстого, а еще непременно наденет то веселенькое платье, которое уже давно заперто в шкафу в наказание за свою легкомысленность.
Она подошла к зеркалу и легко улыбнулась: « Ну что, Лидунчик, с осенью тебя! Прекрасной, удивительной, многообещающей!»