Когда-то там были волки

— Березы каждый год разбрасывают огромное количество семян, но олени приходят и поедают молодые деревца, так что после них ничего не растет. Уж сколько десятилетий мы пытаемся уменьшить вред от оленей, это началось еще до вашего рождения, дорогая. Но в тех краях нет волков, которые могли бы сократить популяцию. Так что нам здесь очень повезло.

— Может, волки придут и туда, — шепотом говорю я. — Когда поймут, что там безопасно.

— Ах, как я на это надеюсь. Но пока знаете, что мы делаем, чтобы заставлять оленей менять места выгула?

— Что?

Она показывает на Дугласа и сипло смеется.

— Мистер Макрей иногда ездит туда со мной и вместе с несколькими женщинами помоложе выходит в лес ночью с волынками. Разрази меня гром, если это не самый ужасный звук на земле, но он прогоняет с места наглых вредителей.

Я смеюсь вместе с ней, а Дуглас выпрямляется на стуле.

— Теперь я вижу, что вы не хотели оскорбить мое исполнение, миссис Дойл.

— Вовсе нет, мистер Макрей, учитывая обстоятельства, я была довольно деликатна.

Хохоча, Дуглас держится за живот, и вскоре весь кружок подхватывает наш смех. Мне кажется, два старика слегка флиртуют друг с другом.

— А что еще делается, чтобы возродить шотландскую природу? — спрашиваю я миссис Дойл, желая разговорить ее. Я счастлива найти такого собеседника.

— Ой, много чего, дорогая. Начиналось все, я бы сказала, наперекосяк. Когда мы осознали, что из-за вырубки деревьев у нас остаются только несколько жалких рощиц каледонской сосны, то лесничие, вместо того чтобы сажать исконные растения, зачем-то попытались приживить здесь неродные хвойники! Безумие! Это губительно для местной флоры. Ну вот, и потом здравый смысл возобладал, и мы стали сажать эндемики и возвращать в лес бедных пропавших животных. Для начала бобров. Я слышала, к югу от нас владельцы земли платят за то, чтобы на их территориях водилась живность, так сильно они любят зверюшек. А скоро мы поедем на север, на заболоченные земли.

— А где это?

— На полуострове Амхойн. Там самое большое в мире торфяное болото. Оно хранит неисчерпаемые запасы углерода. Больше, чем любой лес, я полагаю.

— Серьезно?

— И они еще хотят построить там космодром! Не где-нибудь, а именно там! Болваны. Знаете, что происходит с торфом, если на него попадет искра? Он загорится и будет гореть бесконечно, выпуская весь этот углерод в воздух. Такие места требуют бережного отношения, а эти умники решили запускать оттуда ракеты! Видали вы таких кретинов, а?

Я киваю; этот рассказ и правда привел меня в ужас.

— А что вы будете там делать?

— Протестовать, конечно.

Я с восхищением смотрю на собеседницу.

— Надеюсь, вы не обидитесь на мои слова, но я встречала мало людей вашего возраста, которые так приветствуют идею сохранения природы.

— Ой, какая ерунда. Таких, как я, полно среди зеленых бузотеров. Мы еще ого-го!

Я слышу в ее голосе страсть, и душу согревает надежда.

— А знаете, в чем секрет, дорогая?

— В чем же?

— Все очень просто: не обязательно заниматься возрождением в очень больших масштабах. Можно начать с малого, со своего заднего двора. Я много лет выращиваю полевые цветы, и о! — какие только крошечные существа не наведываются ко мне в гости.

— Как чудесно, — с придыханием произношу я. — Можно я тоже как-нибудь наведаюсь к вам?

— Конечно, дорогая, это будет честь для меня, — отвечает миссис Дойл. — Внести свой вклад гораздо проще, чем многие думают, — добавляет она. — Но знаете, перемены многих пугают, — заключает пожилая женщина через некоторое время. — Однако дело в том, что, когда ты распахиваешь сердце для возрождения пейзажа, ты открываешь дорогу и для возрождения самого себя.

Проходит пара часов, и я успеваю поговорить с большинством членов клуба, а Дуглас — рассказать множество совершенно непристойных анекдотов, заставляя нас всех хихикать. Мы угощаемся вкусным сыром; когда я тянусь за мягким бри, миссис Дойл тихо предупреждает: «Не советую вам, дорогая. И только когда мы закругляемся, мне приходит в голову, что это удачная возможность выведать что-нибудь о Дункане.

— Миссис Дойл, — обращаюсь я к старушке, сворачивая оставшуюся шерсть так же, как она.

— Да, милая?

— Я заметила, что Дункан часто вас навещает…

— О, дай Бог ему здоровья. — Она очаровательно улыбается. — Мы все любим нашего Дункана.

Я не знаю, о чем именно собираюсь спросить, и в конце концов просто говорю:

— Он кажется очень добрым.

— О да, Дункан очень добрый. Очень. Вот почему мы все так часто зовем бедного парнишку к себе.

— Что вы имеете в виду?

— Этому мальчику нужна любовь. Семья.

Я с удивлением смотрю на нее. Мне как-то не приходило в голову, что это они о нем заботятся, а не наоборот. Что на самом деле это Дункан одинокий человек, нуждающийся в помощи.