Когда-то там были волки

— Я все равно скажу тебе, это нужно мне. — Я облизала губы, глядя в окно на залитую солнцем улицу» — Давно следовало это сказать, но я не хотела… не хотела вмешиваться, однако это пора прекратить. Ты должна бросить Гаса.

— Знаю.

— Он плохой человек.

— Значит, мне он идеально подходит. Я тоже кусок дерьма.

Я удивленно взглянула на сестру.

— Ты меня пугаешь.

— Что я собой представляю, кроме твоей бледной тени? Что еще я делаю, кроме того что всю жизнь таскаюсь за тобой? Без тебя я вообще ничто. У меня отвалилась челюсть.

— А я уверена, что я без тебя ничто.

Эгги испустила смешок.

— Так кто же из нас прав?

— Не знаю.

— Я скучаю по тебе, — сказала я.

— Я тоже по тебе скучаю, — отозвалась она.

— Я соберу вещи. Мы можем сегодня же уехать. Эгги покачала головой, и я поняла: она и думать не захочет об отъезде, пока не случится что-то совершенно ужасное. Потом она ошарашила меня:

— Хотя ты, пожалуй, и правда собери свои вещи. Найдешь где-нибудь жилье, может поближе к работе.

Я потрясенно взглянула на сестру.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе совершенно не нужно мириться с нашей поганой жизнью. Все эти скандалы. Ужас, да и только, я замечаю, как ты ненавидишь появляться здесь.

— Я тебя не брошу.

— Это не значит бросить, — закатив глаза, возразила она. — Не драматизируй. Ты можешь снять квартиру для себя одной. Тебе нужно личное пространство.

Предложение казалось бы разумным, если только не принимать во внимание, что мы никогда не жили отдельно и никогда не хотели этого, и уверенность, что мы всегда были единодушны в этом вопросе, пробудила у меня в душе тревогу. Гас вставал между нами, и Эгги позволяла ему, и в этом что-то сильно настораживало.

И тогда идея начала приобретать форму.

21

Вечер четверга. Я топчусь на холодной улице около магазина пряжи, пытаясь собраться с силами, чтобы войти. Что я делаю? С местными жителями я общаться не хочу, так какой черт принес меня сюда? Наконец я решаюсь и открываю дверь. Над порогом звенит колокольчик, и несколько лиц поворачиваются ко мне.

— А вот и она, — говорит Дуглас. — Входите, милочка.

Старик встает, предлагая мне свой стул, и берет себе другой.

— Спасибо, — благодарю я, садясь рядом с миссис Дойл, которую Дункан навещает почти каждый день и у которой я покупала тест на беременность.

Люди сидят в круг, некоторые лица мне знакомы — Холли и Бонни машут мне, — а остальных, не только женщин, но и пару мужчин, я не узнаю.

Холли, оказавшаяся рядом со мной, передает мне чашку.

— Что это?

— Вино из крапивы, — отвечает она. — Дуглас сам его делает.

— Домашнее? — Я отхлебываю и издаю долгий свист.

— Да, это ракетное топливо, но выбора у нас нет — он заставляет нас пить свое зелье, — улыбается Холли.

— А где же ваше вязанье? — спрашивает меня миссис Дойл, но она говорит с таким сильным шотландским акцентом, что я не понимаю, и ей приходится повторить вопрос.

— У меня его нет. Я никогда раньше не вязала.

— Надо же, — удивляется пожилая дама. — Ну ничего, дорогая, я вас научу. — Это ей тоже приходится повторять, пока она не фыркает от смеха: — А я-то думала, это я глухая тетеря.

Холли переводит эти слова для меня, и мы все вместе смеемся.

Пока миссис Дойл учит меня вязать на огромных спицах, вытягивая нить из толстых мотков шерсти, которые, как я подозреваю, обычно используются, чтобы занять детей, Холли болтает — выясняется, что у них с Амелией есть дочери-двойняшки, которые не перестают их расстраивать. Узнав, что я тоже одна из девочек-близнецов, которые когда-то постоянно огорчали маму, она даже визжит от восторга.

— Помоги мне, Инти, пожалуйста. Они только и делают, что шепчутся друг с другом и потешаются над нами!

Миссис Дойл пытается распустить жалкий результат моих стараний, и оказывается, что даже семидесятитрехлетняя женщина, которая едва шевелит артритными руками, в состоянии сделать несколько рядов вязки, не спутав нитки. Я пожимаю плечами.

Холли я говорю:

— Тебе не понравится то, что я скажу.

— Давай, ошарашь меня.

— Ты никогда не сможешь стать им настолько близкой, как они друг для друга, так что брось пытаться прямо сейчас.

Она откидывается на спинку стула.

— Господи. Она сногсшибательна, а, миссис Дойл?

— Не упоминай имя Господа всуе, дорогая, — не поднимая глаз, отвечает старушка.

— Извините, миссис Дойл.

Затем разговор переходит к питомнику Дан-дрегган, расположенному к западу отсюда, окало озера Лох-Несс, — центру деятельности благотворительной организации «Деревья для жизни», предпринимающей усилия по спасению живой природы. Миссис Дойл, как выясняется, давно работает там волонтером и завтра отправляется туда на очередной этап посадок.

— Сколько вы им помогаете? — спрашиваю я ее.

— Уже много лет. В этих краях большинство людей время от времени сажают деревья. Нужно же заботиться о своем доме, правда?

Она медленно, чтобы я понимала ее, рассказывает мне о четырех тысячах гектаров земли, на которых воссоздан лес, о миллионах посаженных деревьев, а заодно и о проблемах, с которыми сталкиваются защитники природы.