Мы уже готовы сдаться. Холодный ветер причитает в ветвях окружающих нас деревьев. Олени уже давно бродят по поляне, обгрызая стебли подроста и съедая побеги растений, лишая их шансов на жизнь. При таких условиях эта поляна никогда снова не станет лесом. Я как раз с раздражением думаю, почему бы волкам не растрясти свои задницы и не выполнить природное предназначение, когда замечаю какое-то движение. Сначала это похоже на игру света, потом между деревьями что-то мелькает.
Я хватаю Дункана за руку, предупреждая его сидеть тихо.
Из тени медленно выползает бледная лапа. Потом морда с черным кончиком. Настороженные уши. Белая волчица.
Я указываю Дункану, куда смотреть.
Затем веду рукой вдоль берега реки, где из-за деревьев также спокойно смотрит бурый волк. Они стоят с подветренной стороны, так, чтобы их нельзя было учуять.
— Они унюхали нас, — шепчу я, — но они раненые и голодные. И кто знает, сколько они будут следить за стадом.
— Они нападут?
— Может быть. Здесь удобное место.
Два волка, которых мы видим, — Пепел и ее новоиспеченный зять, Номер Двенадцать, — стоят неподвижно, наблюдая. Дочь Пепел, Номер Тринадцать, тоже где-то здесь, возможно, потихоньку подбирается с другой стороны, чтобы отрезать оленям пути отхода. А позади нее прячутся шестеро неуклюжих волчат, страстно желающих учиться охоте. Я привела сюда Дункана, чтобы посмотреть на стадо, но не могу поверить, что нам повезло заметить хищников. Олени действительно находятся на территории стаи Абернети, но, несмотря на свое прежнее бахвальство, я редко сталкивалась с волками, за которыми не следила по джипиэс-датчикам или радиосигналам.
Интересно, что видит Дункан, когда смотрит на них? В моих глазах они выглядят грациозно-сильными, бесконечно терпеливыми и самыми красивыми созданиями на свете. И в тот миг, когда я думаю об этом, они обмениваются безмолвными знаками и вырываются из своих укрытий. Ловкие, мощные, великолепные. Олени бегут. Большинство устремляется на север, к горам. Пятьсот голов оленей мчатся стадом, и земля содрогается от могучего грохота, который я чувствую телом, рукой, лежащей в руке Дункана, вибрирует от их дружного топота, вибрация проходит сквозь нас — всего два волка сотрясают мир.
Отколовшаяся от общей толпы группа оленей бросается к реке. Иногда вода может служить хорошим убежищем: вброд волки переправляются намного медленнее, чем олени. Но сегодня это оказывается ошибкой, потому что Номер Тринадцать и молодняк сторожат на противоположном берегу, так что пересекать поток нельзя. Беглецы в панике барахтаются в воде.
Пепел и Номер Двенадцать врезаются в стадо, отделяя оленя, которого уже выбрали. Это маленькая самка. Охотники высматривали ее несколько дней. Пепел гонит ее в реку, где несчастной преграждают дорогу соплеменники. Они суматошно мечутся вверх и вниз по реке, и в этой коловерти Пепел почти не торопясь входит в воду и смыкает свою пасть — и мой рот — на шее у жертвы.
— Боже мой, — выдыхает Дункан.
Олень пытается вырваться, но Пепел только крепче стискивает безжалостные зубы, и мощные челюсти держат бедную самку мертвой хваткой. Она позволяет добыче немного протащить себя вперед, пока олень не спотыкается и не тонет. Оба животных какое-то время совершенно неподвижны. В этой игре на терпение есть что-то интимное. Теперь, когда стая волков их больше не преследует, остальные олени разбегаются. Хищники смотрят, как их вожак, дождавшись последнего дыхания жертвы, тащит ее на траву. Пепел, Двенадцатый и Тринадцатая принимаются пожирать добычу, пачкая кровью шкуру. Молодые волки рыскают вокруг, порой бросаясь попробовать свежего мяса, но знают, что им достанутся лишь объедки.
Мой рот наполняется теплой слюной; я ощущаю волчий голод. Для человека нет ничего проще и определеннее.
Я моргаю в меркнущем свете и только сейчас осознаю, что сгущается темнота. Скоро мы уже не сможем разглядеть пирующих волков, так же как и дорогу домой. И еще я понимаю, что до сих пор держу руку Дункана, и отпускаю ее.
— Нам нужно идти, — говорю я.
Сначала он не отвечает, потом произносит:
— Невероятно… — И медленно качает головой. В сумерках мне кажется, что в глазах у него стоят слезы.
— Да, — ласково говорю я. — Впечатление незабываемое.
Между нами проскальзывает какой-то другой тип понимания, оно словно бы выходит на иной уровень. С самого начала мы ощущали взаимное желание, но теперь появилось нечто новое. В его присутствии я чувствую тишину и спокойствие.
Но слишком быстро мне приходит в голову: я настолько прониклась чувствами волка, что не испытала ощущений оленя. Ни разрываемой плоти, ни ужаса пожираемой жертвы. Только вкус крови. Я отворачиваюсь от Дункана.