— Мама! Да проснись же ты! Пожалуйста! Мне нужна твоя помощь!
Она говорила что-то еще и еще, толкала из последних сил спящую женщину. Но пьяная мать не слышала и на все тщетные попытки дочери отвечала нелепым мычанием.
Чувствуя, как слабеют руки, Оля стала бить по материнским щекам, но и это не помогало. Внезапно она потеряла равновесие и уселась на пол, удивленно посмотрев на завернувшиеся внутрь ступни ног. Хотела было приподняться, но ладонь шлепнула по чему-то мокрому и липкому. Посмотрела под себя и увидела, как из-под платья растекалась небольшая лужица крови. Приподнялась на руках и, подтянув ноги, хотела встать. Вновь потеряла равновесие и упала на правый бок, ударившись головой об пол. Удивилась тому, что совсем не чувствует боли.
Ноги уже не слушались, а дальнейшие попытки передвижения давались все труднее и труднее. Вот уже ничего не чувствуют руки, а движения становятся вялыми и бесконтрольными. Коснулась ладонью груди, но не почувствовала ее. Губы, нос, щеки, уши занемели, язык стал ватным и непослушным. Стараясь в последний раз посмотреть вокруг, слабо приподняла голову. Взгляд упал на случайно оброненный цветок — засушенный фиолетовый эдельвейс. Вспомнив его происхождение, попыталась улыбнуться. Эта последняя улыбка удалась с большим трудом. Потом почему-то поплыли ножки стола, качнулись стены, яркий свет вращающейся люстры начал угасать, расплываться, мутнеть и теряться. Сознание покидало ее, уступая место наплывающей темноте...
...А в сенях дома торопливо бухали шаги. Дверь распахнулась — в избу забежал сосед дядька Федор Аникин, живший через три дома. Волей случая он вышел во двор, остановился у ворот покурить и увидел в свете фонаря Клавку. Взбаломошный вид бабенки, одетой в легкое платье, проворный бег и стоны — «убила... убила!» — не оставляли ему сомнения, в каком доме случилась беда. Наказав жене, чтобы та срочно вызывала «скорую», он, как есть, в кальсонах, валенках и телогрейке побежал по темной улице.
Склонившись над Ольгой, дрожащими руками дядька Федор нащупал на запястье пульс, переложил девушку на кровать, одним махом разорвал простынь, как мог, наложил на рану тугую повязку.
— Эх ты... да как же так... ничего, девонька! Крепись! Жить будешь!
Будто в подтверждение его слов за окном замаячил голубой огонек, скрипнули колодки тормозов, хлопнули железные дверки уазика. На помощь спешили люди в белых халатах.
26
Под утро Ваське приснился добрый сон, будто идет он с горы по большому альпийскому лугу среди бесконечных эдельвейсов, а навстречу ему шагает маленькая, лет трех или четырех, девочка. Удивившись встрече, Васька спросил, что она тут делает одна, без старших.
— Хочу тебе весть добрую сказать! — с улыбкой, чистым, твердым голосом ответила девочка.
— Что за весть?!
— Скоро узнаешь! — ответила девочка и растворилась среди фиолетовых цветов.
Проснувшись от видения, Васька какое-то время лежал на спине в полной темноте, соображая, к чему бы все это приснилось? Пошарил по столу рукой, нащупал спички. Чиркнул, посмотрел на часы. Шесть часов! Пора вставать!
Отработанными движениями загрубевших, мозолистых рук затопил печурку, поставил на огонь приготовленную с вечера еду и воду под чай.
Щелкнув выключателем «Альпиниста», уселся на край нар и, вслушиваясь в мелодии «По вашим письмам», закурил сигаретку.
На стене, в отсветах керосиновой лампы, с фотографии смотрит счастливая Ольга. На ее руках — восьмимесячный Федюшка. Сынишка серьезно хмурит бровки на объектив фотоаппарата. Сразу видно — будущий охотник! Ольга улыбается: нежно, ласково, как будто хочет подарить Ваське все счастье на Земле.
Всего счастья Ваське не надо, лишь бы было все хорошо дома, здоровы Ольга и Федя, да родилась хорошая дочка. Ольга обещала подарить ему девочку. Когда Васька залетал в тайгу, Оля была на седьмом месяце беременности.
Под нарами зашевелилась проснувшаяся Волга, потянулась и, хрустнув изогнувшимся позвоночником, приветственно махнула хвостом.
Васька встал и, приоткрыв дверь, выпустил суку на улицу, запустив клубы морозного воздуха.
Пока живительное тепло от загудевшей буржуйки защитило избушку, быстро оделся и подготовился к выходу на путик. Двадцатиминутный завтрак, сдобренный бодрящим «купцом», как всегда, поднял настроение. Выйдя на улицу, глянул на восток: алая заря разливалась над недалеким белогорьем, открывая двери новому дню.
На градуснике — минус двадцать.
— Ого! Подморозило сегодня! — радостно обратился он к ожидающей его собаке. — Весь соболь будет на ходу!
Волга нетерпеливо фыркнула и заюлила на месте, ожидая, пока хозяин застегнет юксы лыж. Но вот все готово: котомка за спиной, «Белка» на плече, таяк в руке!
— Пошли! — звучит долгожданная команда, и Васька заскользил по припорошенной лыжне вслед за соболятницей.
Начался обычный рабочий день охотника-профессионала.
СЕМЬ ЗАБЫТЫХ ПЕРЕВАЛОВ
Пять минут до смерти