Я вынула пробку из бутылки вина и плеснула немного в грязную кружку, вытащив ту из горы немытой посуды в раковине. Потом достала из шкафчика пузырек с аспирином и выпила сразу три таблетки — может, хоть так сумею унять головную боль, которая терзает меня вторую бессонную ночь подряд. Судя по тяжести пузырька, он был практически полон, и я невольно задумалась, сколько штук надо проглотить, чтобы больше не мучиться.
Устало оглядела кухню… какой здесь бардак! Впрочем, не только здесь. Бардак царил во всем доме. И в моей жизни последние два дня. Я совсем расклеилась.
На людях я старалась держаться, но, оставшись одна, понемногу сходила с ума. Я никому не рассказывала, как меня тошнит от мыслей, что могло случиться с Саймоном. Как я вздрагиваю всякий раз, когда слышу телефонный звонок или шаги за дверью. Как живу на адреналине с кофеином, а гудящая голова требует хоть на минутку лечь в постель.
В здравом рассудке меня удерживало лишь одно — дети. Они единственные не знали о пропаже Саймона, и я старалась сделать так, чтобы они как можно дольше оставались в неведении. Хотя это было непросто — у их друзей многие родители взяли выходной, чтобы участвовать в поисках. Скоро дети все узнают. И что мне им говорить? По идее, родители должны знать ответ на любой вопрос. Вот только у меня ответов не было.
По словам Роджера, после пропажи особенно важны первые трое суток — именно в этот срок чаще всего удается разыскать человека живым.
Еще чуть-чуть — и надеяться будет не на что.
Поэтому я стискивала кулаки и молилась, чтобы Саймон нашелся. Офицер Уильямс, пряча гадкую улыбку, заявила, что, если до наступления темноты он не объявится, полиция свернет поиски. Господи, сколько еще близких людей мне предстоит потерять, прежде чем небеса надо мной смилуются?
Я вдруг осознала, что до сих пор сжимаю в кулаке пузырек с аспирином, и брезгливо бросила его в ящик, презирая себя за трусливые мысли. Допила остатки вина, положила кружку обратно в раковину и пошла наверх в душ. Там, под теплыми струями, съежилась на полу и принялась рыдать. Я плакала до тех пор, пока вконец не промокла — не только от воды, но и от слез.
Хотя этого следовало ожидать, мальчики все равно застали меня врасплох.
— Амелия Джонс сказала, что папа пропал! — крикнул Джеймс, выбегая из школы. — Это правда?
Его зеленые глаза горели от страха. Робби тоже выглядел напуганным.
Нельзя им врать, они должны знать правду.
— Сейчас зайдем домой, возьмем рыболовные снасти и пойдем к ручью, — ровным голосом сказала я. — Там и поговорим.
Послеполуденное солнце спряталось за большим облаком в форме дракона. Мы вчетвером, включая Оскара, гуськом пошли к деревянному мосту над водой.
Я нарочно выбрала место, которое у них в сознании прочно ассоциировалось с отцом, чтобы хоть немного смягчить удар. Саймон часто водил детей сюда, притворяясь, будто они ловят рыбу. Мальчики вытаскивали из воды воображаемых пескарей с карасями, бросали в невидимое ведро и приносили домой, а я тоже разыгрывала пантомиму, восторгаясь их богатым уловом.
Мы сели, сделали вид, будто закидываем удочки с сетями, и я осторожно принялась объяснять, что их отца какое-то время не будет дома.
— Куда он делся? — спросил Джеймс, нахмурив брови, точь-в-точь как Саймон, когда чего-то не понимал.
— Я не знаю.
— А когда вернется?
— Не могу сказать, милый мой.
— Почему?
— Потому что не могу. Папа ненадолго уехал, и я не знаю, когда он вернется.
— А почему не знаешь? — не сдавался Джеймс.
— Просто не знаю. Извини. Мы не можем его найти, но я уверена, что он про нас не забыл.
— Ты ругаешь нас, когда мы не говорим, куда уходим, — тихонько начал Робби. Я кивнула. — Значит, папу ты тоже будешь ругать?
— Да, — соврала я.
Хотя ругать я Саймона ни за что не стану. Только обниму крепко-крепко и больше никогда не отпущу.
— Он ушел к Билли? — спросил Робби, и у него затряслись губы.
Я сглотнула комок в горле.
— Нет. Ни в коем случае!
Я не знала, где он. Могла лишь молиться, что не с Билли.
— Откуда тебе знать? — нахмурился Джеймс.
Я смотрела вдаль, туда, где ручей сливается с полями, и молчала. Мальчики рыбачили в полной тишине, забыв про улов и переваривая мои слова в своих маленьких головенках. Никто из нас не хотел представлять себе жизнь без Саймона.
Я сидела на стуле во внутреннем дворике, закутавшись в темно-синий свитер мужа, и ждала, когда день сольется с сумерками. Радиотелефон, который Пола купила по моей просьбе, лежал на расстоянии вытянутой руки. Молчал, как и весь мир вокруг. Компанию мне составляли только мотыльки, плясавшие возле свечки в марокканском фонарике. Бесцельно и бестолково — совсем как я.
Я старалась подбодрить себя, вспоминая глупости, которые творил Саймон, чтобы вызвать у меня улыбку: он то гавкал по-собачьи, то танцевал со мной на кухне под старые песни, то надевал одно из моих платьев, чтобы повеселить друзей, приглашенных к нам на ужин. Иногда он вел себя до ужаса глупо, и теперь я молилась, чтобы этот глупыш поскорей вернулся домой.