Он не слышал, как за ним хлопнула дверь, и не видел, как Кэтрин упала на пол и истошно взвыла во весь голос.
Эпилог
Опираясь о церковную ограду, Саймон брел по улице. Его шатало: тело было изувечено не меньше души.
Он не заметил школу, где когда-то учился, паб, где впервые попробовал пиво, и парк, где он с Роджером, Стивеном и Дуги провел большую часть детства.
Вздохнуть он сумел, лишь добравшись до кладбища. Еле передвигая трясущиеся ноги, ковылял от могилы к могиле, выискивая место, где покоилась потерянная душа, которую никто толком не знал. Люди не видели, что та покинула тело задолго до фальшивой смерти.
Глаза щипало от слез. Сколько жизней оказалось потрачено впустую или отнято зря? Что толку искать прощения, если он его не получит?
Кэтрин должна была узнать правду. Саймон хотел, чтобы она извинилась за содеянное, чтобы осознала, почему он позволил Билли умереть. Перед отъездом из Италии Саймон убедил себя, что когда она узнает о своей вине, то все поймет. Он вернется к детям, к Луке и Софии, и будет ждать дня, когда сумеет воссоединиться с Лючианой.
Но теперь стало ясно: то были не более чем бредни глупого старика. За все время, что они с Кэтрин прожили в разлуке, он ни разу не допустил мысли о своей ошибке. В конце концов правда обрушилась на него, растоптав не меньше, чем Кэтрин.
Наконец Саймон нашел угольно-серое гранитное надгробие. Эпитафия, выбитая песком, была короткой, почти такой же лаконичной, как на могиле матери.
Надпись получилась крайне двусмысленной, и только они с Кэтрин могли оценить всю ее иронию. Ах да, еще Ширли, потому что Кэтрин ей доверилась. Впрочем, мачеха, несмотря на свои недостатки, сплетницей никогда не была.
Саймон медленно опустил ноющее тело на землю и встал на колени. Кладбищу было больше трехсот лет, мест для захоронения оставалось мало, так что, возможно, под могильным камнем уже лежит какой-нибудь давний труп. Впрочем, Саймона, куда бы он ни направился, всегда окружали покойники.
Он вытащил из кармана серебряную фляжку, которую Лючиана подарила ему на пятидесятилетие. Бурбон помогал заглушить горечь лекарств, позволял расслабиться в те дни, когда Саймон чувствовал себя особенно зажатым.
Из кармана же появились на свет две пачки с таблетками. Одни — замедлять поступь Альцгеймера, вторые — антидепрессанты, которые лучше не принимать без крайней нужды. Сейчас они были кстати, потому что могли избавить от боли.
Одну за другой Саймон принялся выковыривать кругляши из блистера на окровавленную ладонь и закидывать их в рот. После каждых четырех-пяти штук он прихлебывал из фляжки и с трудом сглатывал.
Затем сел неподвижно, оцепенело чувствуя, как таблетки ползут по пищеводу и падают в пустой желудок.
Никто в этом мире не понимал его лучше Лючианы, и, если Господь смилуется, скоро Саймон ее увидит. Правда, наверное, надежды его останутся без ответа, учитывая, сколько горя он незаслуженно причинил людям, обвиняя во всех грехах Бога.
В конце концов Саймон признал, что не Господь, не Дорин, не Кеннет, не Билли, не Дуги и даже не Кэтрин виноваты в его ошибках. Он обвинял окружающих в том, что они недотягивают до желаемого идеала, в то время как сам был отнюдь не совершенством. Кирпичик за кирпичиком он сам выстроил свои беды.
Саймон задумался о смерти, о тех сложностях, которые она принесет его близким. Лука и София финансово обеспечены до конца дней, но когда они узнают о гибели отца, у них возникнет немало вопросов. Ответить им сумеет только Кэтрин. Оставалось лишь молиться, чтобы она проявила милосердие.
Что же до прочих его детей… Удержать появление бывшего мужа в тайне Кэтрин, скорее всего, не сумеет. Особенно после того, как труп обнаружат фактически у самых дверей ее дома. Все секреты выплывут наружу. Дети наверняка обидятся, что она им всю жизнь врала. Могут даже ее возненавидеть.
Осознав, что деваться ему некуда, Саймон пожалел, что не повесился в лесу много лет назад, пока была такая возможность.
«Ты знаешь, что делать, — заявил голос, просыпавшийся лишь в те минуты, когда выбора не оставалось. — Место самое подходящее. Прямо здесь и прямо сейчас».
— Да, — сказал Саймон вслух.
Так будет лучше для всех. Он похоронит себя там, где никто не вздумает его искать — в готовой могиле. Однажды он уже исчезал без следа. Сумеет исчезнуть и во второй раз.
Саймон поднял тяжелую голову и принялся копать. Он раскидывал острые осколки гравия, не замечая крови, текущей с разодранных пальцев. Земля становилась вязкой. Сломанная рука немела и почти не слушалась.
Надо еще немного разрыть землю и засыпаться ею сверху. Тогда никто ничего не узнает.
— Давай, давай, давай, — твердил себе Саймон, не слушая протестов дряхлого старческого тела.
«Отдохну минутку и продолжу», — решил он. Собрав последние силы, перевернулся на спину и лег на одеяло из травы.
Оранжевый закат постепенно затягивало сумерками.