Когда ты станешь моей

Вот и теперь, остановившись у двери в спальню, он в который уже раз подумал, как несправедлива судьба, навязавшая ему в жены ту, которую он презирает. Элинор лишила его возможности назвать своей прелестную Лауру. Женщины эти несхожи между собой, как небо и земля. Элинор лжива, развратна и эгоистична, а Лаура правдива, целомудренна и великодушна. Даже Крэнфорду она пришлась по душе, а уж угодить напыщенному дворецкому мало кому удавалось.

Джулиан открыл дверь. Лаура, стоявшая у камина, обернулась к нему. Отсветы пламени золотистыми искрами рассыпались по ее густым локонам, простое белое платье с вышитым лифом и золотистым поясом выгодно оттеняло матовую белизну ее кожи.

– Вы довольны игрой? – спросила она, но голос ее заглушило биение его сердца.

– Вы распустили волосы. – Голос его был хриплым от волнения. Ему безумно хотелось погрузить ладони в шелковый водопад этих волос, а после зарыться в них лицом.

– У меня начиналась мигрень. Я вытащила шпильки, и все прошло… Вам нехорошо?

– Напротив, я давно так великолепно себя не чувствовал. – Размашистым шагом он подошел к Лауре и заключил ее в свои объятия. Она запрокинула голову, пристально взглянув на него широко распахнутыми зелеными глазами, и едва слышно вздохнула. Казалось, она покоряется неизбежному.

Отбросив привычную сдержанность, он позабыл о самоконтроле и дал волю чувствам, крепко прижав ее к себе и впившись губами в ее губы. Она не противилась его ласкам. От нее исходил упоительный аромат роз и мяты. Он раздвинул языком эти полные, мягкие, податливые губы и стал нежно ласкать ее небо, десны, внутреннюю поверхность щек. Осмелев, Лаура коснулась своим языком его губ. Ладонями она поглаживала его спину, потом скользнула вниз и обхватила его за талию. Не без труда подавив желание овладеть ею прямо на полу, он подхватил ее на руки и понес к кровати.

Распростершись на пуховой перине, она протягивала к нему руки и смотрела на него так призывно, ласково и кротко, что у него защемило сердце. Он хриплым шепотом проговорил:

– Я постараюсь не сделать тебе больно.

– Я знаю, – кивнула она.

От этих простых слов, произнесенных с нежной улыбкой, глаза его увлажнились. Она вручала ему свой дар с безграничным доверием и со столь же безграничной любовью. Помедлив, он наклонился и прижался лбом к ее высокому лбу, погрузив ладони в струящийся шелк медно-рыжих локонов. Затем рука его скользнула вниз. Он подтянул вверх подол белого платья и осторожно лег на нее сверху опираясь на локти. Тела их утонули в мягкой перине. Они словно очутились на огромном темно-синем облаке, поверх которого разметались волнистые пряди ее волос. Именно такой он и представлял Лауру в своих мечтах.

Ему стоило немалого труда сдерживать свое вожделение и медленно, осторожно ласкать ее упругое тело, одновременно освобождая от одежды, вместо того чтобы стремительно взять ее. Слегка отстранившись от нее, он провел ладонью по ее груди, по плоскому животу и стройным ногам, облаченным в белые чулки (они были перехвачены над коленями розовыми подвязками). Чтобы совладать со стремительно растущим возбуждением, он прикрыл глаза, а когда снова их открыл, Лаура обняла его за шею и притянула к себе.

Губы их снова соединились в страстном поцелуе. Он больше не сдерживался, его ласки стали смелее и настойчивее. Лаура отвечала ему с не меньшей страстью.

Все еще сжимая в ладонях пряди ее волос, он раздвинул ей ноги и снова лег на нее сверху. Острое наслаждение пронизало все его тело, хотя получить желанное он тотчас не мог – мешала одежда.

Это была сладчайшая из всех пыток.

С огромным трудом заставив себя отстраниться от нее, он сел на кровати по-турецки, чтобы освободить ее от оставшихся одеяний. Осторожно распустив узлы подвязок, он стянул с ее изящных ног чулки и залюбовался маленькими розовыми ступнями. Лаура прерывисто вздохнула. Он поднял голову и едва не лишился чувств – так прекрасно было зрелище, представшее перед его глазами. Она приподнялась на локте, глядя на него сквозь полуопущенные длинные ресницы, почти скрыв под ними свои зеленые глаза. Лицо ее обрамляли роскошные мягкие локоны медно-рыжих волос, спускавшихся на плечи водопадом. Грудь ее плавно вздымалась, а при каждом вздохе под тонкой тканью сорочки вырисовывались отвердевшие крупные соски. Немного припухшие после поцелуев губы были влажные и слегка полуоткрытые. Греческая сирена…

Не отводя от нее взгляда, он соскользнул с кровати, чтобы сбросить с себя ставшую ненужной одежду. Камзол, шейный платок, сорочка, панталоны – все полетело на пол. Но куда же запропастился проклятый зажим для сапог?!