Когда ты вернешься. Книга 2

Она была права. Я не мог требовать от нее откровенности, не отвечая тем же. Я больше не мог избегать ее вопросов и игнорировать желание знать, что происходило со мной и для чего мне лекарства, которые она видела.

Я всегда стремился скрывать этот момент в моей биографии. Никто не знал, кроме отца, Майло и доктора Келли. Это было несложно – хранить эту сторону своей жизни втайне, ведь я ни с кем не сближался. Все, кто что-то знал о моих проблемах, списывали это на увлечение алкоголем, которым я увлекся после возвращения из Ирака. Я не был первым солдатом, полезшим в бутылку. Но алкоголь не был моей главной проблемой – я смог справиться с этим. Корнем моего состояния являлась болезнь, и когда скрываешь это в течение лет, тяжело взять и открыться.

Не просто кому-то, а Чарли.

– С тобой что-то происходит, и я хочу знать, что, Олли, – мягче говорит она, подойдя ближе. – Если ты не можешь сказать мне… лучше нам тогда не продолжать этот разговор.

Она давала мне выбор. Я мог развернуться и уйти прямо сейчас. Выйти в эту дверь и покончить со всем.

– У меня то, что врачи называют реактивной депрессией, – бесцветным голосом сказал я. – Три года назад мне поставили диагноз и с тех пор я прохожу лечение. Вот для чего мне нужны таблетки.

Я слышал будто со стороны, насколько безлико и сухо звучит мой голос, пока я признавался Чарли в том, что считал и считаю своей слабостью. Доктор Келли много раз уверяла меня, что это не так. Это болезнь, как и любая другая, и не стоит винить себя в том, что заболел.

«Ты не можешь предотвратить появление болезни, Оливер, но ты можешь бороться с ней и заставить ее отступить. Это в твоих силах».

Но, правда в том, что я всегда думал, что это только моя вина, ведь я оказался таким слабаком и нихрена это не по-мужски сопли разводить. Потребовалось много времени, чтобы терапия сработала, но я по-прежнему стыжусь своего заболевания.

– Олли, – бормочет Чарли и замолкает, не находя слов.

Она растеряна, эмоции сменяются на ее лице. Я вижу жалость, смущение, вину и мне хочется остановить ее.

Я не хочу жалости. Не хочу, чтобы она обвиняла себя. Вот почему я ненавижу говорить о своей проблеме. Видеть, как тебя жалеют – отстойно.

– Мне лучше, я справляюсь, так что… – Я пожимаю плечами, как бы говоря, что обсуждать тут нечего. Про себя молюсь, чтобы она удовлетворилась ответом и не расспрашивала, но не тут то было.

– Ты знаешь, из-за чего это началось?

Лицо у Чарли побледнело, с него буквально все краски схлынули. Она вынудила себя спросить это – это очевидно. У нее не хватило духу прямо спросить, из-за нее ли это все.

Я бы даже рассмеялся, не будь ситуация такой дерьмовой.

– Мы с доктором Келли пришли к выводу, что это последствия моего ранения. Все, что происходило там, отразилось на психике и дало о себе знать уже после моего ухода из войск. Многие солдаты, возвращаясь домой, сталкиваются с проблемами, с которыми столкнулся и я.

Мой тон вновь стал сухим, потому что я не хотел вмешивать свои чувства, иначе мог наговорить лишнего.

Моя служба в Ираке и полученное ранение не единственная причина. Как сказала доктор Келли – фундаментом моей болезни стала потеря Чарли, ведь она в прямом смысле была всем для меня, а все остальное наложилось сверху.

Когда стало слишком всего, что-то во мне сломалось. Корнем всего была Чарли, и у меня не было причин не верить доку. Я и сам это знал.

Чтобы не происходило в армии, я держался благодаря мыслям о Чарли. Это был мой источник энергии. Осознание, что она ждет меня, придавало мне сил. И всего этого я лишился в один момент, когда получил то письмо от нее.

– Ты можешь не щадить мои чувства, Олли, – горько улыбается Чарли. – Это из-за меня, да?

– Да, – я кивнул, понимая, что моя ложь не защитит ее от правды, какой бы она не была. – Но это не твоя проблема, что я не смог принять твой уход.

Я не пытался оправдать Чарли, потому что никогда не думал, что в моих проблемах ответственна она.

– Но если бы я была честна с тобой с самого начала, может, все было бы по-другому. Ты бы знал правду и не винил себя в том, что ничего не вышло.

Я промолчал. После того, как она рассказала мне о своем сыне, я тоже думал об этом. Может и так. Возможно, я бы возненавидел ее и вместо того, чтобы обвинять себя в неудаче, винил бы ее.

Не знаю, возможно ли такое в принципе. Мне трудно представить. Да я и не хочу.

– Ты можешь говорить что угодно, Олли, но я-то знаю, что виновата, – хрипло пробормотала Чарли.

Я опять ничего не ответил. Несмотря на то, что сам я не считал ее в ответе за свое состояние, что-то во мне получало удовлетворение, видя, как она переживает. Это значило, что ей не все равно.

Во мне все еще глубоко сидела обида на нее. Она не дала нам шанса, когда из-за страха решила сбежать. Она так мало верила в меня и мою любовь к ней?

Может я и правда последний придурок на земле, но я смог бы простить ее. Я бы принял ее ребенка и никогда не упрекнул в том, что он не мой.

Потому что он стал бы моим. Но она лишила меня этого выбора.