Когда убьют – тогда и приходите

– Поймите меня правильно, товарищи! Если бы у Ордынцева были хоть малюсенькие основания полагать, что больной в отделении требует внимания, он бы, конечно, в перерыве между операциями помчался туда, но ему-то доложили, что все стабильно! Дежурила опытная медсестра, она ходила по палатам, выполняя вечерние назначения, так что, если бы у больного развились какие-то предвестники острого психоза, она доложила бы об этом Ордынцеву по местному телефону. Стало быть, мы имеем дело с фульминантным вариантом, и тут даже десять обходов ничего бы не изменили, разве что Володя подоспел как раз в момент удушения. Ужасная трагедия, человек погиб на посту, но произошло это от чудовищного стечения обстоятельств, и Ордынцев не должен нести уголовную ответственность только за то, что не оказался в нужном месте в ту единственную секунду, которая могла изменить ход событий.

– Но эксперт утверждает…

– Я вам случай из практики приведу, чтобы не быть голословным, – психиатр вдруг рассмеялся, – моя жена как раз тогда училась в интернатуре по хирургии и вела пациента с плевральными дренажами. Не буду утомлять вас подробностями, но для понимания дальнейшего надо знать, что система там должна быть герметичной. Моя жена убедилась, что все соединения прочные, и ушла в ординаторскую. Вдруг вызывает ее доцент, который курировал интернов, и давай ругать, мол, куда смотришь, что это у тебя дренажи отдельно, система Бюлау отдельно, а пациент гуляет, помахивает дренажами, как хвостами. Страшно он ее тогда отчехвостил, жена в слезы, поймала больного и прицепила систему вроде бы намертво, но через час глядь – снова парень рассекает с открытыми дренажами. Вся кафедра над женой издевалась в тот день, руки не из того места растут, трубки не может соединить, а туда же, в хирургию, которая, как всем известно, дело не женское. В общем, супруга ушла домой в слезах, но как только ночь, так сказать, простерла свой покров, к пациенту прямо на койку высадились инопланетяне, и он, как человек отважный, немедленно приступил к спасению медсестер. Бедные девки, одна в сестринской заперлась, вторая вниз к охранникам в одних колготках бежала. Тогда только сообразили, что парень отключал трубки, потому что уже начиналось у него, а моя жена все правильно делала. Вот такой был казус… Слава богу, все живы остались, а если б нет, кого тогда винить? Жену мою? Доцента? Лечащего доктора? Они втроем его смотрели, и никому в лоб не влетело, что это пациенту голоса подсказывали отключать дренажи.

– Благодарю за поучительный пример, – начал Кошкин, но психиатр не дал себя перебить.

– Или вот еще был случай, – он вдруг засмеялся, и так заразительно, что все в зале улыбнулись, – лежали как-то в хирургии алкоголик и молоденький милиционер. У алкаша началась белая горячка, он забуянил, а поскольку больничка была довольно скромная, чтобы не сказать сельская, без психиатрических изысков, то мужику просто вкатили релаху и привязали к койке. Ночью действие седативного закончилось, и мужик давай орать, что его хотят зарезать на опыты, для чего и привязали. Мент, то есть, простите, товарищи судьи, милиционер, не видел первого эпизода, поэтому принял все за чистую монету, крикнул: «Держись, брат, я тебя спасу!» – и развязал. Это ж его не только человеческий, но и профессиональный долг был. Что дальше, сами понимаете. Мужика с дерева снимали с помощью пожарных. Согласитесь, ситуация идиотская, но винить-то кого?

На том свидетеля отпустили, и его место заняла племянница погибшей медсестры Екатерина Красильникова.

Это оказалась высокая полноватая девушка, красивая той здоровой чистой и естественной красотой юности, в существование которой молодежь наотрез отказывается верить, начесывая челки и подводя глаза жирными черными стрелами.

Гладко причесанная, без косметики, с румяными от мороза щеками, одетая в простую блузку и клетчатую юбку, свидетельница была очень приятна глазу. Кошкин так прямо приосанился и посмотрел на девушку с интересом, причем в глазах его читалось не просто одобрение педагогом надлежащего внешнего вида. Ирина про себя улыбнулась.

Екатерина рассказала, что жила с мамой и с тетей Любой, но когда ей исполнилось девять, мама погибла, и с тех пор ее воспитывала тетка. Других родственников у них не было, отец умер еще до Катиного рождения, так что тетя Люба полностью заменила ей мать.

– Вы считаете, что подсудимый виновен в смерти Любови Петровны?

Екатерина вздохнула и опустила взгляд. Достала из-за обшлага блузки носовой платочек и принялась комкать его в руках.

– Что я? Мое мнение ничего не значит. Какая разница, злюсь я или нет, а надо судить по справедливости.

Ирина почувствовала, как ее симпатия к девушке испаряется, словно вода с раскаленной сковородки. Эта сопля будет еще учить, как надо судить! По справедливости, оказывается, а Ирина-то без подсказок малолетней ханжи прямо бы и не знала, что и делать.

– Отвечайте на вопрос по существу, – сказала она сухо.