Когда убьют – тогда и приходите

Вот о чем хочется думать, а вовсе не о каких-то там дурацких совпадениях, которые есть именно совпадения и ничего больше.

Зачем она вообще стала разговаривать с этой параноидальной училкой? Прогнала бы ее сразу, и пусть бы та вместе со своими бредовыми идеями шла к Кошкину, как и хотела.

Ну а теперь что? Слова сказаны, сомнения посеяны, не отмахнешься.

Она встала и заглянула под капюшон коляски. Володя спал, сосредоточенно шевеля губами.

Гортензия Андреевна тоже поднялась.

– Очаровательный малыш, – заметила она сухо, – надеюсь, когда он достигнет школьного возраста, я буду уже на пенсии.

– Давайте пройдемся.

– С удовольствием.

Одна дорожка, наискосок пересекающая двор, была сравнительно сухой, и женщины принялись ходить по ней туда-сюда.

Ясное мартовское небо начинало тускнеть в предчувствии заката. В домах, плотной стеной окружавших двор, начинали загораться окна, и, как всегда в это время, веяло сразу уютом и неприкаянностью. Детей звали домой, и Егор остался на площадке вдвоем с мальчиком в красивой куртке.

Надо просто набраться духу и вежливо, но твердо проститься с этой дамой раз и навсегда.

– Принято, что алкоголик, убивший Любовь Петровну, находился в состоянии буйного помешательства, и не ведал, что творил?

– Так.

– Тогда объясните мне, как ему удалось совершить все так ловко и технично, что она даже не успела позвать на помощь?

– Набросился внезапно. Кроме того, нечеловеческая сила сумасшедших, к сожалению, не миф, а научно доказанный факт. Да мало ли…

– Вот именно! Вся эта ситуация – череда таких «мало ли», на которые все закрыли глаза. Ирина Андреевна, вы знаете, как во время войны вычисляли немецких агентов? Вроде бы человек как человек, и документы у него в порядке, только почему-то все книжечки одинаковой степени потрепанности и заполнены одинаковыми чернилами, а порой и одним и тем же почерком. А по существу не придерешься. Так и в этом деле. По сути все верно, но не теми чернилами написано.

Мальчика в куртке позвали домой, и Егор помчался к матери, но в нескольких шагах вдруг резко затормозил, одернул пальто, поправил шарф и шапку и только тогда степенным шагом подошел к ним. Гортензия Андреевна благосклонно улыбнулась.

– Зайдете к нам на чашку чаю?

– Благодарю, но не хочу вас затруднять.

– Тогда мы проводим вас до метро. Заодно мороженого купим, да, Егор?

Он осторожно кивнул, видимо, опасаясь выражать свое мнение в присутствии столь суровой дамы.

– Хорошо, – сказала Ирина, – я посмотрю в архиве дело Любови Петровны. Ну то, первое, – она не хотела при сыне произносить слово «убийство», – и выясню судьбу ее сестры, и если меня ничего там не насторожит, то лично для себя я закрою этот вопрос. А вы как знаете.

– Договорились.

Последней была очень скучная лекция по философии, на которой никогда не отмечали, Катя решила прогулять и, приехав домой необыкновенно рано, растерялась, не зная, на что употребить свободное время.

Взяла книжку, но чтение не увлекло, по телевизору не показывали ничего интересного, и Катя взялась за генеральную уборку. Наводить чистоту она любила больше, чем готовить, хоть в их невеликой однокомнатной квартирке особенно негде было развернуться. Когда-то они жили в коммуналке, втроем в одной комнате с высоченными потолками и лепниной, с широким коридором, кухней, похожей на школьный спортзал и окнами в полтора человеческих роста, которые не боялась мыть только тетя Люба. Только через два года после смерти мамы дом поставили на капремонт, коммуналку расселили, и Катя с тетей Любой долго привыкали к свободе и тесноте. А теперь ей приходится привыкать к одиночеству…

Катя включила радио погромче и принялась отмывать плиту и вокруг нее. Дело спорилось, потому что от одного кипячения чайника кухня не может сильно загрязниться.

Передавали какую-то бодрую песню, которую Катя слышала впервые, но все равно стала подпевать, и за этим занятием чуть не прослушала звонок в дверь.

Посмотрев в глазок, она увидела высокую старуху в шубе, лицо которой показалось знакомым.

Катя открыла.

– Здравствуй, девочка, – сказала старуха, – у меня к тебе серьезный разговор.

– Проходите. Только у меня уборка…

– Не запускаешь дом? Что ж, похвально, похвально.

– Вот, в комнату, пожалуйста… Садитесь на диван. Сделать вам чаю?

Старуха отрицательно покачала головой и опустилась на диван, на самый краешек, как аршин проглотила. Катя устроилась напротив на табуретке, чувствуя себя немного неловко в трениках и старой ковбойке с продранным локтем.

– Когда занимаешься домашними делами, лучше убирать волосы под косынку, – заметила старуха, – не волнуйся, я не отниму у тебя много времени. Скажи, пожалуйста, ты удовлетворена результатами судов?

Катя пожала плечами.

Старуха вдруг встала:

– Прости, чуть не забыла, – она протянула Кате руку, морщинистую, но все еще красивой лепки, – меня зовут Гортензия Андреевна.

Катя вскочила, протянула свою, невольно подумав, что бабка наверняка больше привыкла к реверансам.

– Я понимаю, что тебе тяжело и трудно, но постарайся собраться с силами и ответить мне на несколько вопросов.