Когда убьют – тогда и приходите

– Нет. Я вам сейчас расскажу. Девушки не просто так работали при абвергруппе, они обе были нашими разведчицами и добывали поистине бесценные сведения, которые Миша Михальчук передавал в партизанский отряд. Особенно ценным агентом являлась Люба, имевшая доступ практически ко всей документации. Надя была еще совсем девочка, ее не тронули, а Люба состояла в связи с немецким офицером, поэтому фашисты ей доверяли, как своей. Я склонна думать, что их соединяло настоящее чувство, но, впрочем, теперь нам никогда этого не узнать. Когда группа отступала вместе с немецкими войсками, Наде разрешили остаться из-за ее небольшой ценности как агента, а Люба отправилась с фашистами и до конца войны снабжала нас информацией, благодаря которой удалось предотвратить не одну диверсию. Представляете, как ей было тяжело? На чужой земле, одна, без родных, без друзей… Если разоблачат, то перед казнью и проститься не с кем будет. Люба выжила, после войны хотела вернуться к мирной жизни, но дома ее не приняли, ошельмовали как немецкую подстилку. Она надеялась на признание своих заслуг перед Родиной, но какое там… Секретность прежде всего.

– Но война-то кончилась.

– А агентура осталась. Нельзя было обнародовать информацию, что в группе действовал наш разведчик. Когда мы что-то узнаем, в первую очередь надо убедить врага, что нам это неизвестно. Такая же судьба постигла прототип книги «Сатурн почти не виден» Александра Ивановича Козлова, заслуги которого нельзя было признать, чтобы на Западе не догадались, что нам известны данные агентов.

– Надо же, я как раз читаю, – воскликнула Ирина.

– Не только увлекательная, но и правдивая книга, в жизни получившая довольно суровое продолжение. Любови Петровне помогли обосноваться в Ленинграде, куда она потом забрала сестру, но больше никаких наград от Родины она не дождалась, и всю жизнь приходилось писать в личном деле, что во время войны она находилась на оккупированной территории. А Александра Ивановича вообще никак не поддержали, выкинули из армии с пометкой в военном билете, что он находился в плену, и только после выхода в печать книги о его подвиге по прошествии двадцати лет стало известно, а сестрам Красильниковым даже этого было не дано. В дни, когда чествовали ветеранов, им приходилось скромно стоять в сторонке, а запись в личном деле о пребывании на оккупированной территории закрыла перед ними множество дверей. Знаете, люди, прошедшие трудные испытания, понимают, что такое государственная необходимость, и сестры смирились, что ради безопасности страны им придется жить серой и скромной жизнью, но в дом пришла новая беда. Какие-то подонки избили Надежду до полусмерти и изнасиловали. Женщина обратилась в милицию, где с ней обошлись довольно грубо…

Ирина нахмурилась:

– Поэтому многие жертвы насилия предпочитают вообще не заявлять.

– А вот Надежда Красильникова была не такая, она считала, что изобличить преступника – ее гражданский долг. В результате получила хамство, унижение, а преступников никто даже искать не стал. Это окончательно подорвало доверие Красильниковых к государственным органам, зато родилась девочка Катя.

– Надеюсь, она не знает, как появилась на свет?

– Надеюсь, что нет. Согласитесь, что теперь не так удивительно, почему обе сестры, увидев Малиновского, не сообщили об этом немедленно в милицию.

Ирина вздохнула, вспомнив коронную фразу: «Вот когда убьют, тогда и приходите». Избитая, истерзанная женщина обращается за помощью и слышит в ответ, что сама виновата, ибо вечно напьются, валяются с кем ни попадя, а потом жалуются, чуть что не так. Полночи, наверное, еще уламывали забрать заявление, чтобы статистику не портить, а когда не удалось, от злости провели все необходимые действия максимально грубо. Хочешь правосудия – на, получай.

И совершенно естественно, что, имея такой опыт, женщина обратится за помощью куда угодно, только не в милицию.

– Хоть теперь, когда все позади, надо отдать долг памяти сестрам и Михальчуку, – сказала Ирина, – у меня есть приятели-историки, я свяжусь с ними, и получится большая статья…

Гортензия Андреевна покачала головой:

– Не спешите с выводами. Боюсь, что все только начинается, недаром Малиновский-Кравченко до сих пор не предан суду, а мне подробности дела сообщили по гигантскому блату, и далеко не все. Думаю, мы, Ирина Андреевна, вычислили действующего агента вражеской разведки…

– Господи, ему ж сто лет в обед, – вырвалось у Кирилла, и Ирина украдкой подтолкнула его локтем, чтоб заткнулся.

Хозяйка засмеялась:

– Если любви все возрасты покорны, то о шпионаже и говорить нечего! Старость – великолепное прикрытие, на деда никто не подумает, так же как и на младенца, – она легонько погладила спящего Володю по плечику, – только если малыш физически не в состоянии вести разведывательную деятельность, то про старика сказать такое со стопроцентной гарантией никогда нельзя. Сейчас начнется очень интересная игра, только нас с вами, увы, в нее никогда не посвятят, а славу о подвиге сестер Красильниковых снова придется принести в жертву секретности.