Когда уйдешь

Его вопросы не заканчивались, а Леля тем временем обнаружила в себе безграничный потенциал к вранью. У нее на все находился ответ причем налету. Он даже зачем-то спросил, как выглядит ее комната и она тут же описала ему небольшую, но уютную спальню в сиреневых тонах со шкафом в котором до сих пор лежали ее детские игрушки (просто ей казалось, что именно такой он себе ее и представлял или хотел бы, чтобы она в такой спала), на стене у нее висит календарь и картина с танцующими под дождем балеринами. Андрей мечтательно улыбнулся и Леля подумала, что попала в самое яблочко, но он просто вспомнил, как она спала в его машине, а он наблюдал за ней в зеркало заднего вида.

К десяти он привозил ее домой, и они долго не могли распрощаться. Андрей нарочно не заезжал во двор, чтобы ни родители и никто из соседей не увидел, что их дочку кто-то привозит на машине. В какой-то степени он чувствовал себя ужасно. Девочка, в которую он влюбился выглядела не старше четырнадцати лет. Успокаивало только то, что ей шестнадцать и поэтому узнав, что танцевала она со своим одногруппником следующим его вопросом было когда у нее день рожденье.

– Семнадцатого июня. – лгать она не стала.

– Ну это же очень скоро. Как собираешь праздновать?

– Я не знаю… Обычно мы с родителями ходим куда-нибудь, но п-папа (ей всегда с трудом удавалось произносить это слово) сейчас в командировке, а у мамы много работы так, что я думаю, что мы отпразднуем дома. Как всегда, в семейном кругу…

– Это будет твое золотое день рожденье.

– Почему? – ей было очень неловко говорить об этом, она не считала свое рождение чем-то важным.

– Золотое день рожденье – это когда, дата совпадает с возрастом. Тебе будет семнадцать, Леля? – спросил он и улыбнулся. Она кивнула.

От Андрея же она узнала, что он учится в одном из престижных вузов города на кого-то вроде юриста. Что его фамилия Андриевский (и это показалось ей очень забавным –Андриевский Андрей), что его мама домохозяйка, а папа какой-то серьезный бизнесмен. Что машину ему подарили на восемнадцатилетние, что на права он сдал сам причем с первого раза. Что на балконе он тогда курил не табак, а марихуану. Леля выпучила на него свои глаза-мячики.

– Аха. Да я не наркоман, честно. Это так, мелочевка. Я никогда сразу не сажусь за руль, а меня никогда не останавливают. – он пожал плечами, – Сам не знаю почему. Так что опасности я не представляю, а права не заберут. Просто это помогает расслабиться. А я, между прочим, уже давно и не курил…

Первый поцелуй он у нее украл, зато все остальные ей пришлось выпрашивать. Андрей не говорил ей, но каждый раз, когда он целовал ее то боялся, что не сможет остановиться и не сможет отпустить ее домой.

С ним она была игривой, немного колкой. Ему это нравилось. После перового вечера, когда он привез ее, и они уже попрощалась, Леля подумала, что нужно самой быстрее уйти, чтобы его не задерживать, он выскочил из машины и поймал ее за руку почти у самой арки.

– Стой.

Она оглянулась. Андрей замялся словно забыл, что только что хотел сказать.

– Я хотел сказать, что хорошо провел с тобой время. Просто хочу, чтобы ты знала.

– Да ты просто мазохист, Андриевский!

Зато ночью она рыдала. Он всегда желал ей спокойной ночи и отправлял на ночь смайлики. Леля не верила, что это происходит взаправду. Боялась засыпать, потому что на утро он и все, связанное с ним могло оказаться просто сном. Боялась, но знала, что рано или поздно все закончится. И это разрывало ее сердце на части…

«Он уйдет от меня, и этого я не вынесу… А когда это случится, я уверенна, пойдет сильный дождь. Точно такой же как год назад в деревне или такой, который облился на город пятого мая. Есть в этом какая-то закономерность. Все самое худшее случается со мной именно в дождь…»

Она помнила, как плохо ей было тогда – как никогда в жизни. И не хотела повторения. Но когда он ей писал все казалось иным. Дырявый сундук выглядел не таким уж ужасным, звезды загорались ярче, мир становился добрее, мама красивее. А рядом с ним ей и вовсе удавалось забывать все свои страхи, все тревоги. В его руках ничего не было страшно. Но каждый вечер он уезжал, оставляя ее наедине со своими мыслями и кошмарами. А ей то казалось, что конец уже близок, то, что это –только начало. Как маленькую заплутавшую лодку ее швыряло по волнам бушующего океана, бросало между двух крайностей. Она верила и не верила, что он может ее любить. Верила и не верила, что у них может быть все хорошо.

Фраза на спинке шкафа «это тоже пройдет» сводила ее с ума, потому что значила для нее одновременно и конец страданиям и конец ее с ним любви.

«Ну разве меня можно любить? – думала она ночами, впиваясь ногтями в мокрую от слез подушку или колотя ногу об стену, чтобы унять боль от судорог – такую уродку как я?»

«Но разве такое сильное чувство может быть не взаимным? – спрашивала она себя, когда он был рядом или, когда телефон пиликал где-то у нее под рукой, и она знала, что это пишет ей Андрей – Разве он сам мне столько раз не говорил об этом?»