Когда уходит печаль

– Не снимаю, Ирина Вячеславовна. Я здесь живу, понимаете? – девушка похлопала по полке, на которой сидела. – Всегда. Ну, не только в этом поезде, конечно. Перемещаюсь из состава в состав, благо вещей не нажила. Но на родной берег, как вы сказали, не схожу. Мой родной берег – железная дорога.

– Ты шутишь! – раскрыла рот толстуха. – Такого не может быть!

– Раз я так живу, значит, может. А ничего удивительного я в этом и не вижу. Каждый живёт так, как хочет, ведь правда? А мне именно так и нравится жить. Очень нравится!

– У меня голова кру́гом идёт! Это настолько невероятно, что даже поверить трудно. Но скажи, сколько уже времени ты так живёшь?

– Да сколько себя помню.

– То есть? – совсем растерялась женщина. – И что, и даже родилась в поезде?

– И даже родилась. Мама моя ведь тоже проводницей была, до последнего дня беременности работала, тут и разродилась. Ей очень повезло, что бригадиром поезда в том рейсе был Иван Иванович Разгуляев, доброй души человек и в прошлом фельдшер. Он меня и принимал. Мама рассказывала, что она даже не успела ничего почувствовать, так быстро и легко всё прошло. Знаете, как раньше крестьянки в поле рожали, походя, между делом. Вот у мамы тоже так получилось. У нас в роду вообще женщины крепкие на здоровье… Ну вот. Первые дни своей жизни провела я в поезде, маршрут-то длинный был, от Владивостока до Москвы и обратно. А когда проезжали мамину родную станцию, город Мариинск, то она со мной вышла, конечно. Да только ненадолго, так уж получилось. Только и успела до дому добежать, а потом обратно в поезд вернуться.

– Но почему?

– Потому что не пустили её в собственный дом даже на порог.

– Как не пустили? – ахнула гостья. – Кто?!

– Бабка моя, мамина мама. Только один вопрос она и задала маме при встрече: от законного ли мужа ребёнок. Мама в ответ отрицательно головой покачала, ни одного слова вымолвить не успела. И дверь захлопнулась. Пришлось маме обратно к поезду бежать. Хорошо, что бабкин дом рядом со станцией находился, иначе пропали бы мы с мамой.

– А что, родни больше никакой у вас в городе не было?

– Ни одной живой души ни в Мариинске, ни где-либо ещё. В общем, вернулась мама на свой поезд ко всеобщей радости – любили ведь её все очень. И больше нигде не выходила. Так мы с ней и стали ездить уже вдвоём. Я-то маленькая хлопот ей не доставляла, послушная была и рассудительная, а став постарше, даже помогать стала. Теперь вот сама езжу…

– Фантастика какая-то! Подожди, но как же школа, учителя? Документ о рождении-то у тебя был?

– Конечно был! Его бригадир помог маме выправить, ох и золотой был человек! А школа… Тут была моя школа, тут были мои учителя. Тот же Иван Иванович оформил меня на домашнее обучение, как-то ему это удалось, и стали меня понемножку учить все вокруг. Один математике, другой – литературе, книжки мне покупали, учебники, тетрадки. Так и выучили. Когда дали паспорт – с помощью уже другого бригадира, Иван Иваныч к тому времени на пенсию ушёл, – то приняли меня уже официально на работу проводницей, с тех пор на колёсах моя жизнь и продолжается. И знаете, Ирина Вячеславовна, я очень счастлива! Каждый день благодарю Бога, что живу такой жизнью, и другой мне вовек не надо!

– Удивительная история! – прошептала толстуха. – Просто невероятная!

– Вы знаете, а мне наоборот кажется, что все вы удивительно живёте. Как можно сидеть на одном и том же месте, общаться с одними и теми же людьми, и так каждый день? Нет, я бы так не смогла, волком бы взвыла в первую же минуту добровольного заточения. Нет-нет, самая нормальная жизнь – это как раз у меня!

Гостья ошарашенно покачала головой, всё никак не соглашаясь верить невероятным словам.

– А как же бабушка твоя? Неужели она не одумалась, не звала вас с мамой домой?

– Нет. Мама рассказывала, что крутого нрава бабка была, всех в рукавицах железных держала, не только свою дочь. Мужа, моего деда, в гроб придирками вогнала, дочери свету не давала. Ведь мама из-за неё в своё время из дому сбежала и в проводники пошла, только чтобы из-под опеки тягостной вырваться, хотя мечтала она совсем о другой профессии! Но только бабки уж давно в живых нет, мама об этом случайно узнала, когда её бывшая соседка в наш вагон попалась. А после того и мама ушла. Так что совсем одна я теперь на свете…

Так закончила эту историю Люба – удивительную для её гостьи и привычную для самой рассказчицы. По всему облику девушки было видно, что она на самом деле, без притворства и лукавств, довольна своей жизнью.

– Да-а-а… – выдохнула Ирина Вячеславовна, – да-а-а… Кому рассказать – не поверят.

– Да не нужно рассказывать, к чему? – улыбнулась Люба. – У каждого человека свой путь. Мой вот такой… Рельсы да шпалы и ветер в проводах…

– Твоя правда, детка. У каждого своя дорога.

– Вы знаете, вы ложитесь уже, Ирина Вячеславовна, отдыхайте. День у вас непростой был, а как завтрашний сложится – и вовсе неизвестно. Я вам постель застелю, а вы пока можете в туалет сходить, умыться…

– Спасибо, Любонька. И правда, притомилась я немного…

– Я так и увидела.