Когда уходит земной полубог

Успехи претендента на шведскую корону в Санкт-Петербурге особенно смутили новообъявленного короля в Стокгольме. Фредерик I хорошо понимал всю шаткость своего положения. Его расчёты на Англию провалились, британский флот не мог защитить от русских набегов шведские берега, и в разорённой Швеции все, от баронов до последнего мужика, требовали скорого мира. Даже Ульрика-Элеонора поняла, что королевские короны, и ей и мужу, удастся сохранить, только дав Швеции мир. И неприступный дотоле Государственный совет рекомендовал королю принять русские условия. И вот в Ништадт полетели новые гонцы с известием, что король Фредерик согласен в обмен на возврат Финляндии передать России «в полное, неотрицаемое, вечное владение Лифляндию, Эстляндию, Ингрию и часть Карелии с дистриктом Выборгского лена». Единственное, что выторговали шведские посланцы в Ништадте, было повторное обещание царя выплатить два миллиона ефимков за Лифляндию и Эстляндию и право для шведских купцов беспошлинно покупать хлеб в Риге, Ревеле и Аренсбурге. И что было особенно приятно для Фредерика, царь обещал «не мешаться в домашние дела шведского королевства». Впрочем, герцог голштинский оставался жить в Петербурге на правах жениха — искателя руки Анны Петровны, и в Стокгольме об этом постоянно помнили.

Так Пётр I в Ништадте добился всего того, о чём два года назад просил на Аландах. Россия получила не узкое окно в Европу в устье Невы, а самый широкий выход на Балтику. Чего не мог достичь в Ливонской войне Иван Грозный, того через сто пятьдесят лет добился Пётр Великий. Сам Пётр одним из первых узнал о мире, когда в Лисьем носу перехватил гонца из Ништадта — бравого гвардейца Обрезкова с победной реляцией от Брюса и Остермана.

Царь тут же надорвал конверт грязными от земляной работы руками (Пётр был занят, как всегда, делом — сажал дубовые жёлуди вокруг своей дачи, которую так и именовал — Дубки) и спешно прочёл главные условия подписанного мирного договора.

   — Вот она — долгожданная и радостная весть! — Пётр хлопнул по плечу стоявшего перед ним навытяжку гвардионца, спросил весело: — Рад миру, Обрезков?

   — Рад, государь! — ответил старый сержант и неожиданно добавил: — У меня ведь три раны от этой войны! Одну под первой Нарвой получил, когда отступали, другую под Лесной, когда наступали, а третью под Полтавой, когда всё шведское войско побили!

   — Что три раны имел и в строю остался — хвалю! Вся Россия через три кровавых школы прошла. И ничего, выдюжила и победила! Даровал нам Господь добрый и вечный мир! — Пётр посмотрел на широкую тихую гладь Финского залива и сказал уже тихо, как-бы для себя: — И ещё даровал нам отныне Господь море!

Петру так понравилось пришедшее ему на ум сравнение Северной войны с «трёхвременной жестокой и кровавой школой», что он, сообщая о Ништадтском мире, даже в Париж своему послу Василию Лукичу Долгорукому отписал: «Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно: но наша школа троекратное время была (21 год), однако ж, слава Богу, так хорошо окончилась, как лучше быть невозможно!» Василий Лукич со свойственной ему говорливостью обегал с тем царским письмом все парижские салоны, и оттуда слова о «троекратной кровавой школе», через которую прошла Россия в Великой Северной войне, облетели все европейские столицы. И многие высокие умы задались вопросом: а будет ли после той «троекратной школы» учреждена академия?

МИРНЫЕ ТОРЖЕСТВА

Поутру 4 сентября 1721 года царская бригантина, подгоняемая добрым вестом, на всех парусах вошла в Неву и дала первый залп из трёх пушек сначала у Подзорного дворца, второй залп — у Адмиралтейства, третий — у Петропавловской фортеции.

Привлечённые этой непрестанной пальбой, на набережную высыпали ремесленный люд, торговцы и матросы, городские обыватели и господские слуги. Все видели, что бригантина идёт под царским штандартом и за рулём стоит сам Пётр. Что же значит сия пушечная пальба, какую новость привёз царь? Английская эскадра, уже третий год крейсирующая в балтийских водах, вырвалась на кронштадтский рейд? Войска германского цесаря выступили из Силезии и идут к российским рубежам? Шведы одержали нечаянную викторию над русским войском?

Один тревожный слух сменял другой и катился по набережным, но вскоре долетело радостное известие — государь привёз мир! За двадцать один год непрестанной войны это слово и позабылось, а иные отроки стали уже взрослыми мужами, так и не пожив в мирное время.

   — Как, например, наш Алексашка! — Никита с ласковой насмешкой глянул на своего долговязого кузена, поспешавшего вместе с ним к Троицкой пристани. — Эвон как журавлём бегает, что сам государь, Пётр Алексеевич! Мне за ним нынче и не угнаться!

Алексашка, с той поры как перешёл во флот, вытянулся, окреп в кости.

   — Само собой, разъелся на флотских харчах. Во флоте-то порцион вдвое боле армейского! — посмеивался над ним Роман.