— Да ведь их не я и на воду спускал! — смело ответил Артемий Петрович, упреждая царский гнев.
— На чьей же верфи эти посудины построены? — В голосе Петра послышались раскаты грома.
— На казанской, государь, у Петра Матвеевича Апраксина! — с видимой почтительностью доложил Волынский, но за почтительностью крылась насмешка.
Генерал-адмирал насмешку ту уловил и побагровел от раздражения. Оплошность младшего брата, казанского генерал-губернатора, могла обернуться царской опалой на всю фамилию. Но обошлось. По всему было видно, что всё в это погожее июньское утро веселило государево сердце: радовала и готовая к выходу в море огромная эскадра, и возможность скоро увидеть за древним Хвалынским морем новые неведомые земли, и скорое свидание с Марией.
— Вот что, адмирал! Займись-ка шпаклёвкой сих посудин. Даю на работы неделю! Ну а мы с тобой, господин губернатор, обозрим Астрахань и окрестные места! — распорядился Пётр.
Генерал-адмирал, мысленно перекрестясь (кажись, пронесло царский гнев), бросился собирать команды корабелов и плотников, а Артемий Петрович отправился с царём осматривать Астрахань, К счастью Волынского, Пётр впервой посетил это окно на Восток и на всё смотрел с любопытством, боле отмечая новины и диковины, нежели небрежности и оплошности. Первым делом осмотрели шёлковую мануфактуру. Артемий Петрович имел в ней пай вместе с Евреиновыми и не без гордости показал государю новенькие французские станки, недавно доставленные из Лиона.
— Отменно! Значит, в столице французского шёлка уже ведают, что через Астрахань идёт шёлк-сырец! — Пётр весело обернулся к Волынскому, сказал доверительно: — Мне вот перед походом французский посол маркиз Кампредон свой прожект представил. По оному вся торговля Франции с Индией, Персией и Аравией должна ныне идти не через Атлантику и Индийский океан, где владычествуют англичане, а через Петербург на Волгу к Астрахани и дале через Персию на порт Бендер-Аббас, что в Персидском заливе, и на аравийский порт Маскат. По тому прожекту французские купцы будут вывозить из восточных краёв шёлка и белую нефть, краски и восточные приправы: шафран, перец, мускат. А туда повезут свои сукна, парижскую галантерею и разные искусные изделия. Чуешь, Артемий Петрович, какие прибыли нам яко посредникам сей прожект сулит?
— Чую, государь! Надобно нам токмо и для себя, и для французов самую малость сделать — достать ключи от врат Востока и распахнуть их настежь!
— И где ж те врата обретаются? — удивился Пётр.
— По одной шемахской сказке, государь, те железные врата на Кавказ и в Персию стоят в теснине Дербента! — Волынский с нежностью вдруг вспомнил ласковый голос Нины, рассказывающий ему ту сказку.
— Что ж, те двери мы в этом походе и откроем! — твёрдо сказал Пётр. — И богатства, что втуне лежат, употребим в дело!
— Окроме шёлка, в землях тех ещё одно богатство есть — нефть! — весело заметил Артемий Петрович.
Пётр хмыкнул:
— Наслышан, наслышан. Покажи и мне сей полезный минерал!
Волынский повёл Петра к амбару, где стояли бочки с нефтью, доставленной из Баку.
— Нефть сия зело пригодна для зажигательных снарядов! — пояснял Артемий Петрович. — Ещё византийцы употребляли её противу дружин князя Игоря. Ныне же брандсгугели, сиречь снаряды, начиненные нефтью, применяют и голландцы, и англичане. Действие их удивительное!
По знаку губернатора пушкари выкатили уже заряженную тем снарядом пушку. Пётр отстранил бомбардира, сам навёл орудие на деревянную мишень, приложил фитиль. Попал с первого выстрела — сухое дерево тотчас было объято пламенем.
— Зело изрядно! Надобно весь наш флот снабдить сими брандсгугелями! — тут же порешил государь, довольный и выстрелом, и действием зажигательного снаряда. И тут же деловито осведомился: — И много ли в том Баку нефти?
— Алексей Баскаков, посланный мной прошлым летом консулом в Шемаху, по пути завернул и в Баку. Доложил, что на двадцать вёрст от города вырыто, почитай, девяносто нефтяных колодцев, а в самом городе боле полусотни нефтяных амбаров. — Артемий Петрович с гордостью сообщил цифры из докладной отважного гвардейца. Память на числа у него и впрямь была удивительная.
— Гут, камрад, гут! — Когда государь переходил на немецкий или голландский, то был высший знак доверия. Волынский знал сие и просиял.
Дале повёл Петра в караван-сарай. Собственно, караван-сараев в Астрахани было два: один для индийских, другой для персидских и армянских купцов. Чего только не было в лавках, размещённых в нижних этажах этих длинных каменных зданий! Золотая и серебряная чеканная посуда и переливающиеся камни-самоцветы, нежные гилянские шелка и тончайшая индийская парча, восточные благовония и пряности — всё там поражало и манило покупателя. В глазах рябило от нарядного разноцветья бухарских и персидских ковров, холодного блеска дамасских ятаганов и кинжалов-бебутов.