Когда уходит земной полубог

   — А всё-таки наше винцо кислее, чем венгерское, и почему так? — пытал он Волынского.

В ответ Артемий Петрович только руками разводил:

   — Должно, в Астрахани почва селитренная, да и соли много. Я ведь посылал, государь, присланного тобой «виноградных садов мастера» Ивана Праха и в Дербент, и в Шемаху для покупки виноградных лоз, но не привилась та лоза на нашей почве.

   — Словом, у Праха все дела прахом пошли! — гоготнул адмирал Апраксин.

   — То, что Праха за лозой посылал, дело доброе! — строго прервал Пётр расходившегося после чарочки прославленного флотоводца. — Хвалю и за то, что училище для садовников в Астрахани учредил. Но отчего, ежели астраханская почва солёная, не развести сады и виноградники в другом месте, скажем в Гребенях?

   — Э, государь! Почвы-то в Гребенях и на Тереке и впрямь отменные. Да вот незадача — горцы там набеги Делают!

   — Эка невидаль, горцы! Мы шведа били, a тут какие-то горцы! — снова перебил разговор генерал-адмирал.

   — И не говори, Фёдор Матвеевич, коли чего не знаешь! — Чувствуя царёву поддержку, Волынский отвечал дерзко и смело. — Кавказские горцы — самый что ни есть отчаянный народ. Казак его на пику, а он и с пики казака шашкой норовит достать. Потому из-за их наездов Гребени зело опасное место и заводить там сады и виноградники пока невозможно.

   — А ежели усмирим горцев? — Пётр добродушно попыхивал трубочкой, пускал дым в круглое окошко.

   — Тогда другое дело, государь. Думаю, учреди мы линию крепостей по Тереку, сразу Гребени станут цветущим садом.

   — Яко Гилянь? — бросил с другого конца стола капитан-лейтенант Соймонов. За царский стол попал Фёдор Иванович впервой, но держался спокойно, с достоинством. Ещё бы, ведь все карты Каспийского моря, которое он описывал уже третий год, в его руках.

   — А какова она, Гилянь? Да ты подойди сюда, налей-ка чарку доброй мальвазий.

   — Гилянь, государь, приятнейший и полезнейший сад! — Соймонов потеснил Волынского, сел рядом с Петром. — В сей провинции ведь не токмо шёлковые деревья растут. Виноград и цитроны, померанцы и смоквы, гранаты и маслины — всё произрастает в таком изобилии, что край похож на райский Эдем. К тому же там на заливных полях возделывается лучший сорт риса, привезённый из Индии, и тем рисом Гилянь не токмо сама кормится, но и других кормит.

   — Я вижу, ты не терял времени попусту! — Пётр, по всему видно, был очень доволен работами Соймонова. — Ну а скажи, господин капитан, какие гавани на Каспий самые удобные?

Об этом Пётр мог спрашивать Фёдора Ивановича в любой час. Даже разбуди его ночью, он тотчас бы отрапортовал: г — Дербент и Баку наиболее пригодны для великих судов по причине глубин (до сорока сажен), а бухта Энзели, что у персидского города Решта, самая безопасная от осенних штормов. Сей залив — как бы озеро на двадцать вёрст в обширности, и соединён с Каспием узким каналом. Суда здесь могут чуть ли не прямо к караван-сараям приставать! А от Решта, через. Казвин, идёт прямая дорога на Исфагань. Словом, государь, здесь самая удобная гавань для торговли и с Гиляныо, и с Персией! — решительно заключил Фёдор Иванович, который вообще-то не одобрял принятый план высадиться сперва в мелководном Аграханском заливе, дождаться там конницы, а только потом идти уже к Дербенту. Его бы, Соймонова, воля — он сразу плыл бы к Баку и Решту. По всему чувствовалось, что Каспий для этого обветренного и загорелого до черноты капитана стал за трёхлетнее плавание всё равно что родным домом.

Пётр слушал его как заворожённый. Чудной сказкой звучали для него слова: Гилянь, Ширван, Исфагань! А дале за ними крылась таинственная Индия. Не удержался, спросил капитана о заветном:

   — Как мыслишь, какой путь в Индию для нас самый способный?

И здесь Соймонов тоже сказал вдруг своё:

   — Я так рассуждаю, государь. Европейцам до Ост-Индии надобно через два океана плыть. А нам от Камчатки намного способнее до неё китайскими морями идти.

   — Пустое! — отмахнулся Пётр. — Я то всё знаю, да то, далеко! А был ли ты в Астрабатском заливе?

Соймонов согласно наклонил голову.

   — А коли был, то знаешь ли, что от Астрабада до Балха в Бухарин и до Водокшана на верблюдах только двенадцать дней ходу, а там в Бухарин средина всех восточных коммерций...

   — На верблюдах сам, государь, не ездил, а вот бухта в Астрабате мелковата! — честно ответил Соймонов.

   — Бухту и углубить при желании можно! — сердито буркнул Пётр. Но отпустил капитан-лейтенанта без сердца.

Вскоре, впрочем, Пётр сам убедился, что мелководье — самая великая пакость на Каспии. Уже при высадке в Аграханском заливе шлюпки не могли подойти к берегу, и солдаты брели до суши с пол версты по колено в воде. Матушку-полковницу и её фрейлин, чтобы не замочили ножек, матросы переносили на широких досках, так же как и мешки с мукой и прочие запасы.