Когда умирает сказка (СИ)

А летом Пашка укладывал асфальт. Потому что ему надо было срочно подзаработать, а с работой наметился аврал. Когда я увидел его в оранжевой робе, уставшего, мокрого от пота и красного от напряжения, раскидывающего горячий асфальт с погрузчика. Во мне впервые, что - то щёлкнуло. Во мне и раньше щёлкало, но как то незаметно, неощутимо. Например, когда я понял, что за свои грёбанные копейки он действительно пашет, а не пинает хуи и, приползая, домой никакой, принимает душ, что бы наспех поесть и снова уйти. Просто тогда это было как - то незаметно. Типо каждый крутиться как может и кому - то например этому язвительному пиздоболу не повезло. Тем более я же ему предлагал помочь. Но что - то изменилось. Я и сам не мог понять что. Я хотел схватить Пашку, пиздануть ему по морде, затолкать в машину, прямо в его рабочей робе и увезти…Но я молча сел и уехал, и никогда не заговаривал больше о том, что видел его. Просто спросил ещё раз не хочет ли он поработать у меня? Паха вежливо сообщил, что не хочет, вот и всё. Страница перевёрнута.

Когда через полгода он съехал от меня, я понял, что скучаю по нему. По его несмолкающей трескотне на кухне, по его идиотским шуткам и детским закидонам. Оказалось, жить с другом( через три дня общения, я его уже не воспринимал иначе), это как то по особенному здорово. Удивительно напомнило мне студенческие годы в общаге. Пашка приходил поздно. Я не ложился, всегда ждал его, даже когда уставал как собака. Мы пили пиво и курили напару, травя друг другу байки и анекдоты. Я не так разговорчив, как он и предпочитаю просто слушать и в отличие от него, я не умею так развлекать кампанию. А Пашка был центром кампании. Когда у нас выпадали выходные, дома бывало шумно. Пашка не спрашивая моего согласия, наводил целую шоблу каких - то левых друзей, посторонних баб.

Сказать, что бы я был против, это было ничего не сказать. Я предпочитал тишину. Но увидеть, как Пашка оживает.…Да это стоило того. Наверное, стоило. В глазах его появлялся блеск, плечи распрямлялись, он смеялся и чудил словно забываясь в своих безумствах. Трахал баб в соседней комнате. Иногда кое - что перепадало и мне. Удивительно, но с приходом Пашка наша сексуальная жизнь стала разнообразнее и насыщеннее. Я говорю наша, потому что частенько случалось, что мы с ним озорничали в одно и то же время, в разных комнатах отжаривая своих случайных подруг на примыкающих к стене кроватях. У Пашка в комнате стоят раздолбанный скрипучий диван и его звуки, если честно являлись неплохим таким стимулом,подспорьем. Я не нуждался в стимулах, но почему - то, когда мы это делали одновременно с ним, я словно зверел. И стоны наших пьяных ,уже ничего не стыдящихся партнёрш, соперничали друг с другом, и мы сами словно вели между собой негласный спортивный поединок. Побеждала, понятное дело, молодость. Но могла ли она сравниться с опытом. Я подозревал, что в кровати  буду получше, чем он. Пока не убедился в его непомерных аппетитах юношеской гиперсексуальности. Пашка готов был трахать всё что движется и это его вечное «хочу» читающееся в его глазах, не раз было у нас темой для шуток. Я прозвал его кроликом. Пашка не остался в долгу. Цепочкой моих метких и язвительных прозваний можно было бы исписать всю дверь холодильника на кухне. Что этот гадёныш периодически делал. За что получал пиздюлей. И делал снова.

Единственным делом, к которому у Пашка был талант это было умение пакостить. Иногда мне казалось, что в заднице у него находится невидимое шило, которое заставляет его двигаться, не давая ему усидеть на месте и заставляет его вечно что то придумывать и изобретать. Это потом до меня начало доходить, что всё вызывающее эксцентричное поведения Пашка, все его выходки это подсознательное желание обратить на себя внимание.

Но в тот момент мне не дано этого было понять. Это сейчас я стал сдержанный и умный, а тогда.

Когда, вернувшись из командировки, я застал свою хату в непотребном виде: обворованную, затопленную… Мало того, сам Пашка находился в ментовке. Моему терпению пришёл конец.

В общем, выражаясь вкратце (тогда моими выражениями можно было смело мостить этажи) я его попросил.

Потом я остыл, и даже дал понять, что в принципе прощаю, и не буду требовать компенсации, но Пашка загорелся идеей снять комнату. Он вообще очень легко впадал в крайности.

Пашка ушёл. А моя жизнь потеряла смысл.

Часы пробили начало девятого. Пашка смял банку и закинул её за диван. Наивно предполагая, что я не замечу. Заметил. Но давать ему пиздюлей было так влом, что я предпочёл смолчать, зная, что через некоторое время он приберет за собой сам. Удивительная черта характера. Если не обращать внимания на его вызывающий эгоцентризм, то можно даже заметить, что у Пашки есть совесть. Такая большая гипертрофированная штука, которую он тщательно прячет за показной наглостью и похуизмом.

- Пошёл я короч - сообщил Пашка, отрывая задницу от дивана, а меня от моих задумчивых мыслей. Я смотрел на него и не мог понять: чего это он?